Гвен забрала свой пакет и залезла с ногами на застеленную немыслимым количеством всяких покрывал, одеял и простыней кровать. Гэйвен, стараясь не глазеть на нее, отодвинул подальше большое кресло, подволок к нему стеклянный столик, на который взгромоздил почти пролитую бутылку (новую отправил под стол), вытащил сигареты, сел и закурил, откинувшись на спинку довольно удобного кресла. Гвен все еще возилась со своим пакетом, вытаскивая из него телефон, зарядку для него, шлепки в горошек, зубную щетку и пасту, какое-то, видимо, мыло, лекарства. Посмотрев на них, она сунула таблетки обратно, а мазь, вместе с щеткой и пастой отнесла в ванную, где и закрылась, прощебетав на прощание: «Я сейчас».
В этой идиотской пижаме ноги у нее казались еще длиннее... Кто, черти бы его подрали, отменил длинные ночнушки до пола? Наверняка какая-нибудь проклятая баба, из тех, которые вечно бубнят про независимость и равенство полов, а у самих вообще между ног ничего нет! Либо ночнушка, либо совсем ничего не надо. А что, простите, делать с женщиной в пижаме? Что она хочет сказать, надев эту самую пижаму? Что тоже может спать в трусах? Спать в трусах, кстати, - полнейший вздор: неудобно и тесно. Ночнушка - другое дело. Тут все понятно. И ничего не видно, и возбуждает интерес: что же там есть, и какое оно - то, чего не видно?.. Сразу хочется посмотреть... А совсем ничего...
Гэйвен вздохнул и потянулся за вином. Есть в этой глупой комнате хотя бы стакан? Он, наверное, в ванной - а там Гвен... В пижаме...
Ван Вестинг запрокинул почти пустую бутылку с намерением допить то, что в ней еще оставалось.
В бутылке, однако, вина оказалось больше, чем он предполагал, и Гэйвен залил себе им все лицо - ожог и глаза тут же начало щипать - и белую рубашку. Она уже, конечно, не была такой чистой, как утром, но все же в чем-то ему надо завтра дойти до усадьбы в надежде, что горничная выстирала его одежду. Теперь же весь воротник и половина груди были в бордовых пятнах. «Хорошо сочетаются с кровью Гвеннол на рукаве», - невесело подумал Гэйвен.
Гвен к тому времени как раз вышла из ванной, свежеумытая, с розовыми щеками и как будто накрашенными губами.
- Ты что, накрасилась?
- Нет, я зубы чистила. А ты что, облился? Да что же это такое, в самом деле?
- Не нравится - не дружи, дверь вон там. И еще другая - на балкон. К летучим мышам. Вместо того, чтобы причитать, пусти меня в ванную - мне надо хоть лицо помыть. И отлить заодно.
Гвен отошла в сторону. Гэйвен прошагал мимо нее практически вслепую, утирая глаза от вина. Гвен промокнула салфеткой залитую вином ручку кресла. Какой все-таки неприятный запах от этого пойла! Гвен сморщила нос. Неужели он выпьет всю ту, другую бутылку тоже? Боги, что же это будет? Все же, влипла она в историю... Надо будет лечь спать в какой-то момент... Хотя Гвендолин сомневалась, что заснет в компании пьющего и глядящего на нее мужика.
Хотя он старается все время отвести глаза - даже нарочито, честное слово, обидно становится!
Но не прогонять же его на балкон! Это было бы верхом неприличия. Действительно, напросилась, согнала с кровати, а теперь: «Извольте пройти на балкон, потому что я вас стесняюсь!»? Вообще, надо ей лечь на кресле. Ей нужно меньше места. Он вон какой огромный. Гвен макушкой едва доставала до его плеча. Родственники Гвен были все же меньше ростом и не настолько мощно сложенными. Дядя Марк, впрочем, тоже был немаленьким, но он так растолстел за последние годы, что не производил впечатления высокого, - полнота каким-то странным образом скрадывала рост. Мальчишки в школе Гвен попадались, конечно, и высокие - но они почему-то были все худые и сутулые и напоминали Гвендолин вытянутых в длину, как на картинке в учебнике билогии, червей. А Гэйвен был сложен великолепно: широкие плечи, прямая, даже слегка горделивая осанка, - он уж-то не сутулился! - узкие бедра... Гвен стало стыдно за собственные мысли, и она, не зная, чем себя занять, попыталась промокнуть салфеткой еще и лужу от вина на полу.
- Что ты тут ползаешь, как краб? Опять эта история с лужей? Да уймись ты! Наверняка уже высохло.
Гэйвен вышел из ванной: лицо и волосы мокрые, рубашка - вся в вине.
- А что ты так долго там?
- Ты время засекала? Я что, помыться не могу?
- А-а-а, прости. Мылся? - Гвен зарделась.
- Ну да, мылся, а что такого? - Гавейн сердито сдвинул откинутые назад после мытья волосы на обожжённую часть лица. - Ты, видимо, полагаешь, что я никогда не моюсь, а? Боже, Гвеннол, сидела бы ты у себя в гнезде...
- Если мылся, то зачем надел обратно грязную рубашку? Она же у тебя вся в вине...
- Надо же что-то было напялить. Нет у меня другой - все остались там, в усадьбе.
- Тогда сними, а я постираю. Вино можно отстирать, если сразу намочить водой.