Хлопнула балконная дверь. Это вернулся хозяин комнаты.
- Что это? Зачем ты притащила эту горелку? Теперь ты хочешь нас спалить? Тебе мало было уже развлечений на сегодня?
- Это просто свечка. Я люблю смотреть на огонь.
- А я - ненавижу. Потуши ее, пока не заснула.
- Ладно.
- Слушай меня, Гвеннол. Я скажу тебе это только один раз... То, что ты сделала... То, что ты пыталась сделать... Ты не представляешь, насколько я был близок к тому, чтобы сорваться... Я готов был проглотить тебя целиком - от твоей рыжей макушки до пыльных пяток... И это убивает меня... Ты убиваешь меня, ты это хоть понимаешь? Эти свои игры - оставь их для слюнтяев в твоей школе... Здесь и сейчас - это слишком... Слишком несправедливо, слишком больно... Не делай так больше... Честное слово, мне легче пустить себе пулю в лоб - так я хотя бы избавлюсь от мыслей о тебе в этой моей голове, демоны ада бы ее забрали... Но то, что ты ищешь - я не могу тебе это дать, понимаешь? От меня и так уже мало что осталось, не добивай хотя бы ты... Особенно ты...
Гвен молчала. Ее душил немыслимый, обжигающий стыд. Она задула свечу и накрылась с головой одеялом. Гэйвен тихо сел в кресло. Когда она решилась-таки выглянуть из-под одеяла, он все так и сидел, накинув мокрую рубашку и глядя в окно на луну, которая то сияла своим бледным ликом в окно, то занавешивалась, как невеста, тюлем, порхающим ленивой бабочкой вокруг полураскрытого окна. Ночная вестница серебрила Гэйвену волосы, словно он вдруг поседел - и от этого он казался странно моложе.
- Простите. Спокойной ночи. Дать вам одеяло?
- Не надо, спасибо. Спокойной ночи, Гвеннол.
Он не стал даже поправлять ее «выканье». У Гвен на глаза навернулись слезы. Теперь она точно все испортила...
- Только не смотрите на меня, ладно? А то мне неловко... Я никогда... никогда не спала в комнате с мужчиной. Даже с папой или братьями...
- Я не буду смотреть, не беспокойся. Спи. Я тоже...
- Что?
- Не спал в одной комнате с женщиной. Никогда. Так что в этом смысле мы с тобой на равных. Девственники...
10. Гвен.
Мне пора узнавать тебя заново,
Мне пора тебя вспоминать.
Так боюсь сердцем правду обманывать,
Заблудившись в потёмках без сна.
В доме холодно, призрачно, брошено,
Память стерта и жизнь далека.
Плеч твоих угловатую скошенность
Не моя потревожит рука.
Я не вижу, о чем тебе грезится, -
Так пугает твоя новизна
Остриём безответного месяца,
Тем, что помнить и тем, что не знать.
Может быть, я сама себя выдала,
Тем, что вспомнила, что умела.
Всё любуюсь тобою, как идолом,
Как рассветом сквозь холод стекла.
Гвендолин проснулась от холода и боли в боку и обнаружила, что вся груда одеял, в которые она вчера закуталась, сползла на пол и валяется справа от кровати, а сама она спит на животе, с задравшейся до плеч майкой. Гвен медленно перекатилась на спину - бок дернуло, как будто ей туда приложили горячим утюгом.
Когда-то они на спор с Брайди по очереди трогали разогретый утюг, который мама оставила включенным, пойдя на балкон за бельем. Подбила ее, конечно, Брайди, (по документам Бриджет), обзываясь трусихой и неженкой-недотрогой. «Ты принцесса! Принцесса! Эй, принцесса, где твой замок?» Гвен тогда не выдержала, засучила рукав и первой приложилась рукой, внутренней стороной, там, где ладонь переходит в запястье - она полагала, что там будет меньше заметно - к краю раскаленного утюга. Брайди, тем временем, медленно вслух считала до пяти, глядя на Гвен во все глаза - такое поведение старшей сестры, по ее мнению, жуткой зануды и неженки, изумляло. Гвен, кусая губы, крепилась. Казалось, утюг впился в ее плоть, прожигая до кости. Она стойко выдержала боль, продержалась пять секунд и даже чуточку больше, хоть на глаза сами собой набегали слезы - очень уж было больно. Брайди, с опаской оглядываясь на приотворенную балконную дверь, где мать, стоя спиной к ним, снимала последние простыни, тоже приложила руку к утюгу - Гвен только успела вскрикнуть: «Брайди, не делай этого!». Окрик услышала мать и, бросив на пол балкона только что снятое, чистое и аккуратно сложенное белье, поспешила в комнату.
Влетело им тогда обеим - но Брайди, как обычно, досталось больше. И отец, и мать отлично знали, кто является инициатором подобных развлечений.