Гэйвен на ватных ногах вышел из кабинета. Вот оно как вышло. Стоило оно того? На кой черт он пошел на принцип? Не проще ли было ее удовлетворить? Ван Вестинг спустился по лестнице в холл, вышел на террасу, закурил, глядя на серую полосу моря вдали. Погода резко испортилась - все небо затянуло тяжелыми низкими свинцовыми тучами, которые, того и гляди, накроют и дорогу, и сад, и недовольное пенящееся море затяжной сеткой дождя. Перед глазами Гэйвена все стояло лицо Сесили - лицо униженной женщины, которую в первый, наверное, раз в жизни отвергли. Лицо Сесили вдруг превратилось в лицо Гвеннол, глядящей на него снизу вверх своими русалочьими глазами - крыжовник и рыжие бабочки ресниц....
Беда была не в том, что он пошел на принцип или не захотел. Ужас заключался в том, что после сегодняшней ночи - а она, похоже, обещала быть отнюдь не последней - он просто бы не смог.
Интермедия 2. Ловушки расставлены.
Мимо пройдешь - не гляди,
Искоса - через раз.
Раны не береди, -
Я исполнял приказ.
Не для тебя тот лес, -
Каждая тень здесь - зверь.
Был я - да вышел весь
Через другую дверь.
Надобности искать
Не возникало ввек.
Сумерки, ночь, тоска...
Спрячется человек.
И бестиарий вновь
Топчется под окном,
Слизывая, словно кровь,
Пролитое вино.
Клетку свою запри, -
Я не один здесь льну
К плоти твоей двери
На огонек взглянуть.
Тени сплелись вокруг,
Только мотив - иной.
И ни один - не друг,
Чудищем детских снов.
Храбростью не смеши, -
Будет еще больней.
Будет еще страшней
В клетке одной, в глуши.
Как в зазеркалье, здесь
Всё наперекосяк.
Целый взирает лес,
К прутьям прильнувши всяк.
На огонек-цветок
Рвущийся через тьму...
Новый судьбы виток, -
Если сгоришь, - пойму.
Если взлетишь - прощу,
Скрючившись в темноте,
Воющий по мечте,
Птицею - отпущу
Гэйвен притормозил возле открывающихся ворот и, не наклоняясь к Гвен, не глядя в ее сторону, сказал полушепотом:
- А теперь - самое главное. Слушай и запоминай. В лесу, когда ты упала с лошади, я нашел тебя сразу после этого, на полянке, где ты оставила шлем и перчатки. Там я посмотрел твой синяк. И отвез тебя на конюшню.
- Ага. И по дороге я задремала, потому что очень перенервничала и испугалась. А ты отвез меня в гостиницу.
- Вот именно. Где я отнес тебя в номер - это все видели - и оставил там спать. И больше я тебя вчера не видел.
- Вот как интересно, оказывается! И до какого времени ты меня «не видел»? - фыркнула Гвен, отгоняя комара от влажной щеки. Гэйвен проследил за ее движением, кашлянул и отвернулся, словно в сомнении.
- До сегодняшнего утра. Я встретил тебя... дай подумать... в коридоре, возле лифта.
- Ага, я вышла купить в автомате бутылку воды, чтобы запить таблетку.
- Да, именно так. И тогда ты рассказала мне о своих страхах. Что боишься ночевать в номере одна. Кстати, вот твои лекарства, забыл. Можешь показать их врачу и спросить, правильные ли они.
- К черту и тебя, и врача вместе с тобой. - сердито бросила Гвен, зажимая пузырек и тюбик с мазью в кулаке. - Тетке ты рассказал эту сказку?
- Тише, ты. Тут хорошая слышимость. Да. - Гэйвен с подозрением покосился в сторону терраски и вздрогнул, словно от порыва холодного ветра.
- И что она решила? Мне нужно паковать вещи?
- В каком-то смысле. Узнаешь. И это твой последний шанс переиграть события. Советую тебе им воспользоваться. - ответил он, старательно отводя взгляд. Гвен это очень не понравилось. Что еще выдумала тетя? Не договорились ли они с мамой о переносе билета? Это было бы логично - и Гвен какой-то частью своей души отчаянно хотела, чтобы все это - путаница, сумбур, страхи - кончилось. Но почему-то при мысли об скором возможном отъезде немилосердно заныло, застонало все внутри - бабочки осыпались оземь мертвыми осенними побуревшими листьями, оседающая на лице морось внезапно стала раздражать, и захотелось тепла, избавления от растущего ощущения неприютности.