Они с Марком никогда не праздновали годовщин. Это было бы все равно, что радоваться и отмечать каждый год смерть любимого друга. В их случае, это был крах всех надежд на счастье в семейном гнезде. Впрочем, Сесили такая ситуация устраивала - привычка взяла свое. Ей было комфортно, она брала от жизни что хотела и когда хотела, не раздумывая лишний раз, не заморачивая себя рассуждениями о морали: если уж ей выпало пить из этой чаши - она выпьет, но вино в ней будет самое дорогое и вкусное. Марк и сам подобным образом подходил к вопросу, но, в отличие от нее, чем больше он лез во всевозможные рода удовольствия, сомнительные и не очень - тем больше уходил в грусть-тоску - не по ней, нет, - но по своей молодости, своим треклятым друзьям, своим похождениям - это все была непрекращающаяся ностальгия по несбывшемуся.
Глупая сестра Грамайла, которая вышла замуж за другого, была центром его страданий, а вокруг закручивались спирали жалости к себе - годы, скука, работа, дела, Сесили, Сесили, потомство... Из детей он любил только Эйрин, а Рою от него вечно доставалось больше всего. Возможно, именно поэтому Сесили подсознательно тянулась именно к старшему сыну. Он был полной противоположностью Марка во всем - как внешне, так и внутренне. И Сесили, не покладая рук, ваяла сына, как старательный скульптор беспрестанно трудится лишь над одной своей работой - главным шедевром, любуясь ею в минуты краткого отдыха, полируя каждую неровность, вглядываясь в мельчайшую шероховатость, наслаждаясь неожиданно выявившейся линией с иного ракурса, новой игрой светотени, не замеченной раньше.
Рой был для Сесили венцом ее трудов - он был красив, он был талантлив, энергичен, обаятелен. Он был - ее... Впервые Сесили ощутила это счастье абсолютного обладания другой человеческой сущностью, владения, накрепко переплетенного с желанием отдать себя за это существо, готовностью пожертвовать собой на благо ему в любой момент, когда она впервые взяла первенца в руки. Он был маленький, жалкий, странного красного цвета, весь покрытый пушком, тихонько мяукающий - и все же, он был совершенством. И это она, Сесили, дала ему жизнь - она создала его! С этого момента - и навсегда - Рой стал ее приоритетом, ее гордостью, ее целью. Все остальное могло быть приятным, забавным, могло раздражать или, наоборот, радовать - а он стоял по другую сторону добра и зла, рутины и времени. Глядя на сына, Сесили испытывала всегда лишь чувство незапятнанной ничем чистой эйфории - это ее творение, самое совершенное на свете существо - ее сын... С младшими детьми было похожее чувство, но не в том масштабе - жалкой тенью, отражением в мутном стекле. Для первенца в сердце матери всегда отведено особое место, и ни годы, ни приходящие после него братья и сестры не способны хоть сколько-нибудь разрушить или даже ослабить эту связь. Для Роя Сесили хотела всего - и самого лучшего.
И теперь, глядя на эту маленькую дрянь, которая стучала зубами возле ее же машины, Сесили ощутила легкое беспокойство за свой выбор. Родство, конечно, было исключительно удачным - но, с другой стороны, где-то поодаль болталась ненавистная сестра покойного Боба, которая, даже став почетной матроной с тремя детьми, неизменно вызывала самые тяжелые из вздохов Марка. Чтобы их обоих черти утащили! Впрочем, казалось, что эта рыжуха больше пошла в мать... Еще не хватало, чтобы Марк обнаружил в невестке черты своей вечной любви...
Она взглянула на Кардинала, который сидел рядом и с этой вечной своей двусмысленной улыбочкой таращился на нее саму. Когда Сесили повернула к нему голову, он тотчас же отвернулся и уставился на Гвен.
- Послушайте, Фьюри, вы и вправду думаете, что Линда пошла в мать? Насколько я помню Клариссу по своей юности, она была куда живее, естественнее. Эта их девчонка такая ломака и плакса... Да и внешне...
- Помилосердствуйте, Сесили, куда уж больше! Девочка - совершенная копия матери. Да и характер - она мягка, вежлива, уступчива - неужели вы не видите? Какие там Грамайлы! Ими в этой смеси и не пахнет. Разве что рост -Кларисса была миниатюрнее, круглее. Зато Гвен стройнее, осанка у нее, как у принцессы. Смотрите - она даже на холоде, дрожа, как олененок, умудряется стоять ровно, как статуя. Ее бы куда-нибудь в сад, к фонтану - вечной плачущей нимфой...
- Как вы, однако, романтичны, друг мой! Вот именно, вечно плачущей - глаза у нее, что ли, на мокром месте? Вечно хлюпит, вечно этот покрасневший нос... Она зарыдает Роя до смерти. Он через месяц сбежит к другой. Или взбунтуется и разведется - и плакали наши планы...
- Это был ваш выбор, Сесили. Я уже вам говорил, и неоднократно, что пока еще - «пока», которое, продлится недолго, заметьте, - можно все переиграть. Есть и другие варианты. И про них вам известно. А девочка пусть едет домой, к маме... Долго она не залежится... На вкус и цвет, как известно... Но придется вам, моя дорогая, обойтись без Грамайловских активов. Или еще вариант - подождите пару годов и начните окучивать младшую, Брайди, выдайте ее замуж за Финли. Хотя, боюсь, там вам повезет меньше. Вот уж та - настоящая Грамайл, по моим сведениям. Да еще и упрямая, и вздорная. Это мне уже Кларисса говорила когда-то. Она это посчитала хорошей чертой. Да еще она, говорят, похожа на свою тетку. На Вивиану.