Выбрать главу

- Вы не наблюдательны, дорогая моя. - Фьюри зажал пахитоску в зубах и занялся новой - для Сесили. - Он надел на нее куртку так, чтобы ни в коем случае не коснуться ее, даже слегка. Озабоченный мужчина поступил бы полностью наоборот. А тот, кто испытывает жалость, - вообще бы не придал этому значения.

- Боги, какой вздор вы несете! Это потому, что я не велела ему ее трогать, вот и все!

- И он настолько вам предан, что даже, когда думает, что его никто не видит, все равно свято блюдет ваши ему указания? Вы поразительная женщина, Сесили, если у вас получается вызывать такую преданность у подобных индивидуумов! Как, интересно, это у вас выходит? Мне бы тоже не помешало такое умение...

- У всех есть свои сильные стороны, Фьюри. - Сесили улыбнулась, про себя размышляя, не показалось ли ей, что Кардинал глумится. - Вы незаменимы в поисках нужной информации. И в практических применениях этой информации...

- Благодарю вас. Вот ваша папироса. А я, с вашего позволения, пойду посмотрю, как там мои мальчики.

- Хорошо, спасибо. Пошлите ко мне Роя. Только вежливо, а то он такой вспыльчивый... Кстати, об это вашей поездке в город... как все прошло?

- О, уверяю вас, прекрасно. Немного... необычный, скажем так, стиль игры. Но все под контролем. Он будет прекрасным игроком. - Фьюри встал и спустился с террасы во влажный сад, направляясь за угол, в сторону стеклянной веранды. - Ваш сын не перестает меня удивлять, Сесили. Только старайтесь, все же, держать его под контролем - молодежь так любит бунтовать! А при его... энергии, кто знает, куда все это может завести... Это уже мой личный совет. Но я продолжу за ним приглядывать, если вам это будет приятно.

- Спасибо. Но не поняла вашего ерничанья на тему контроля. - Сесили пошарила в кармане юбки и, не найдя зажигалки, скривилась. - Рой всегда у меня под контролем. Как и все остальное. Дайте огня, пока не ушли.

- Тогда, значит, все прекрасно, и не о чем беспокоиться... Ловите! - Фьюри небрежно бросил ей прямо на колени металлическую, с инициалами, зажигалку. - Всего лишь мысли вслух...

13. Гвен

Мне снилось, словно я ребенок

В саду под деревом одна.

Во сне был смысл, верно, тонок,

Но нету дела мне до сна.

 

Сжимая больно чью-то руку,

Я тихо таяла, как лед,

Внимая сердца злому стуку,

Я понимала: он уйдет.

 

Мне так хотелось быть ребенком

И не запомнить ничего,

И раствориться в стуке звонком

Больного сердца твоего.

1.

 

Дождь начался, когда они даже не доехали до гостиницы. Гвен услышала, как по крыше забарабанили тяжелые капли, через минуту по стеклу двери с ее стороны уже текло ручьем, так что пейзаж, мчащийся за окном, становился все более и более призрачным. Выгоревшая зелень словно крутилась в гигантской воронке, растворяясь в бешеной гонке дождя, как тают набросанные наживую, еще свежие силуэты акварельного рисунка, если случайно вылить на них слишком много воды с кисти. Уже неразличимы были листья, уже кипарис невозможно было отличить от магнолии, все текло мимо и терялось где-то позади, в оставленной дали. От всей этой круговерти и у Гвен начала кружиться голова, она попыталась сконцентрироваться взглядом на море, что мелькало неизменной свинцово-серой полосой справа.

Сквозь слезы дождя она с трудом различала, как по почти гладкой, зловещей серо-перламутровой поверхности, казавшейся скорее не водой, а какой-то маслянистой жидкостью, густой, с зеленоватым, болезненным отливом, бегут гребнями беспокойные волны, уже не похожие ни на барашков, ни на что-либо, связанное с человеческим миром. То была пугающе-завораживающая картина, она одновременно притягивала взгляд и словно кричала: «Не смотри, отвернись - тебе нечего здесь искать, нечего ждать, жалкий человек! Приблизься - и стихия поглотит тебя, ты исчезнешь, как исчезает песчинка, брошенная в стакан с чернилами».

От этой картины Гвен стало жутко. Она любила море, любила смотреть на него, любила ощущение погружения, когда твоя кожа уже горит и идет мурашками от маленьких волн, что щекочут живот, пытаясь добраться выше, - а ты все медлишь, оттягивая момент, и вдруг, неожиданно для себя самого, оказываешься по самую шею в совсем не холодной, приятной воде, словно и не было этого страха, сковывающего все твое существо на каком-то глубинном уровне еще мгновенье назад. Но, глядя на тревожащее зрелище таинства природы, свершающегося сейчас там, за окном, Гвен невольно подумала: как же странно любить вещи и явления, но при этом совсем их не знать и даже бояться. Или это и есть любовь? Единственно реальная, вопреки всему вокруг, вопреки самому себе?