- Я не очень понимаю, о чем...
- А тебе и не надо. А вот ему - да. От себя-то не убежишь. Ты просто передай - а он, я уверена, поймет, о чем я. - Линн смачно затянулась, подавила очередной приступ кашля и выпустила дым через нос. - Тебе еще рано про такое знать. Ты маленькая, сколько тебе - восемнадцать?
- Да, почти. Будет в следующий вторник.
- Вот и хорошо. Тогда и станешь большая. А пока - можешь спокойно спать. Прощай!
- До свидания. Спокойной ночи!
Но старуха уже ушла к себе в номер, звонко захлопнув дверь. И покурить долгожданную сигарету толком не успела - вот, весь пепел от сгоревшего табака упал на ковер... Гвен стало грустно - даже свет в холле стал как-то тусклее. Она взялась за ручку чемодана и покатила его к лифту, попутно оставив на стойке ключ от старой комнаты. Шаг был сделан.
2.
Номер был и впрямь «люкс». Это уже были не комнаты - апартаменты. Цветы на столе - розы. Широкие велюровые полосатые кресла. Здоровенный диван посередине. Дверей нет - вся площадь, как студия, разделяется лишь арками. На одной половине - огромная двуспальная кровать с кучей мелких подушек, наваленных там и тут, - на этой можно и поперек спать.
За аркой, в темноте, виднелась кровать поменьше. На одном из кресел валялась мокрая черная рубашка Ван Вестинга - сам он, судя по звукам, был в ванной. В одной из ванных - их тут было две...
- Гвеннол, ты? Сейчас я выйду.
- Хорошо. Я пока тоже переоденусь.
- Там твоя пижама на... Чертова мать, я, кажется, бросил на нее свое мокрое тряпье... Прости...
- Ничего страшного.
Гвен уныло разглядывала то, в чем она должна была сегодня спать. Другой пижамы не было. Так что даже спасительный мешок не помог бы. Она, как могла, встряхнула мокрый комок и развесила тряпки на стуле возле решетки воздуховода. Может, успеет высохнуть.
За окном уже стемнело. У них теперь был отдельный роскошный балкон с плетеными креслами, столиком, на котором уже валялись пачка сигарет и зажигалка, и зонтиком от солнца - где бы его еще сыскать, то солнце? На такой балкон и лезть приятнее как-то. Не то, чтобы ей это было надо, но все же...
Однако, было очень обидно, что придется еще несколько часов сидеть в проклятом платье. Бок драло невыносимо. Надо поесть и принять таблетку, что прописал врач.
Гэйвен вышел из ванной, вытирая мокрые волосы полотенцем. Рубашки на нем и на этот раз не было. Гвен отвела глаза. «Только не красней, глупая девчонка, не смей!». Но уши уже начали гореть...
- Прости меня за пижаму, Гвеннол, я совершенно забыл, что бросил ее на кресло. Чертовски хотелось курить... Ну, хочешь, я схожу за мешком в машину.
- Не надо, ты же опять промокнешь. - замахала на него руками Гвен. - Потом, там тоже нет пижамы. Она была одна.
- Вот хренова тряпка! Что ж такое! - досадливо поморщился Ван Вестинг. - Не знаю, ну, хочешь, я дам тебе свою рубашку какую-нибудь. Чистую, разумеется. Она тебе будет вроде ночнушки. Зайчиков у меня нет, конечно...
- С чего ты взял, что я люблю зайчиков? Терпеть не могу. Они дурно пахнут...
- Ну, я подумал, что если ты не любишь крабов, то зайчиков-то наверняка. Или птичек.
- Птичек люблю. Жареную курицу, к примеру. Очень хочется есть. Давай рубашку, а я выберу еду. А то, пока не принесут, не переоденешься...
Гэйвен покопался в сумке, что привез с собой, и бросил Гвен бледно-голубую рубашку.
- Возьми эту. Никогда ее не любил. Страшно жмет в подмышках...
***
Ужин принесли довольно быстро - изобилие еды даже несколько удручало. Поднос им поставили прямо под дверь, торопливо постучав. Гэйвен сам забрал поднос, а Гвеннол ушлепала босиком в ванную - переодеваться. Гэйвен было решил, что даму, хоть и переодетую в его рубашку, стоит подождать, но зверский голод не давал покоя. В конце концов, еды, похоже, хватит на всех...
Когда свежая после душа Гвен вышла из ванной в длиннющей его рубашке («И впрямь, как ночнушка», - подумал он рассеянно), Гэйвен уже успел умять половину жареной курицы и теперь лениво ковырял салат. Гвеннол его рубашка шла куда больше. Ей, впрочем, шло совершенно все. В своем серебристом платье она неприятно напоминала Гэйвену Сесили, хотя какие тут могли быть сравнения? В его рубашке она казалась еще чище, еще невиннее, чем даже в этой своей куцей пижаме. Треклятые влажные шорты - они, видимо, меньше пострадали от его небрежности - теперь робко выглядывали из-под края сорочки.
«Смотри в свой салат. Не на ее ноги. Не на ее длинную шею, слишком хрупкую для жесткого воротника». Гвен наклонилась голову вниз, причесываясь, и Гэйвен мысленно застонал. Из-под края воротника сзади виднелась нежная, с напряженными от наклона мускулами, шея. Под неровно обрезанными прядями модной стрижки, рыжел когда-то подбритый, а теперь уже заросший мягким, завивающимся в колечки пушком, затылок. На шее слегка выдавался один из позвонков. Гвен наклонилась ниже, встряхивая непослушными волосами - позвонок выпятился еще сильнее, и под тонкой тканью рубашки натянутым луком стала заметна линия позвоночника. «Смотри - в - свой - салат!»