Гвен сдалась и открыла глаза. Солнечный свет тут же проскользнул к ней поближе и повис мотыльком, вечно устремленным вдаль, на склеившихся ото сна ресницах. Гвен недовольно пощупала себе лоб - вроде, не слишком горячий. День был солнечным, ярким, - один из тех августовских дней, когда мир просто кричит вокруг тебя до предела насыщенными красками - и даже тени, казалось, становились четче, жирнее - наливались материальностью.
Гвен села на кровати и огляделась вокруг. И что тут ночью происходило? Она помнила, что пила шампанское. Мало, но уплыла с него, похоже, быстро. От шампанского Гвен всегда сносило голову - и именно за это она его не любила, в отличие от всех ее подружек. Оставалось только надеяться, что ее отключка состояла в том, что она просто где-то заснула, а не буянила почем зря. Бывает ведь и такое.
В комнате был относительный порядок. Мешок Гвен наконец-то добрался до комнаты и стоял, прислоненный к одному из кресел. Никах следов дебоша видно не было. Даже поднос с остатками вчерашнего ужина исчез.
Гвен стало неловко. Что за дурь! И она еще все время твердит, что уже, ах, вы подумайте, взрослая! А сама напилась, задрыхла, где придется, - и, похоже, ее опять отнесли в кровать, как ребенка, уснувшего на диване под родительский тихий разговор. Отлично потренировалась в самоконтроле!
На душе стало тоскливо, и Гвен шлепнулась обратно на кровать, плашмя на спину. Бок тут же взорвался болью. Ах, ты, проклятая дрянь! Когда же он пройдет, черти его забери!
Гвен чихнула. Еще и это - реакция на пылинки, что изящно закручивались в маленькие вихри, порхая в солнечном луче, или более неприятные последствия ее мокрых ног? Гвен чихнула еще раз. Видимо, все же, простуда.
Она сползла с кровати. Сходила в ванную - голова слегка кружилась, и как-то по-странному ныли ноги. Гвен кое-как поплескалась водой- после душа ее тут же начало трясти, и она поспешила в кровать, напялив ту же самую рубашку, что ей дал Гэйвен. Историю с рубашкой Гвен помнила довольно четко - ну да, сначала была рубашка, потом они ели - кстати, есть хочется здорово - а потом уже было шампанское... А потом она заснула. А потом? Гвен казалось, что было еще какое-то потом, но она была совершенно не уверена, что это был не сон.
Ей приснился очередной кошмар - такой четкий и удивительно реалистичный, что стало воистину страшно. Она была на берегу. Море билось в шторме - его почти черная, блестящая, как мазут, поверхность кипела и закручивалась в водовороты. Она стояла и смотрела на все это немыслимое бурление, и еще было страшно - но, как обычно бывает в снах, она не могла даже двинуться с места - ноги словно застряли, затянутые зыбучими песками. Море казалось разумным - и враждебным. Оно знало, что Гвен не может сдвинуться с места - и ждало своего часа. Когда настанет прилив. За спиной слышались крики чаек. Или это не чайки? Нет, это кричат и скрипуче смеются ее школьные приятели. «Прикрой срам, прикрой срам!» Какой срам? Гвен в ужасе глянула на ноги: они и вправду по щиколотку ушли в песок - на ней было серебристое бальное платье, а сзади стоял тот рыжий мальчишка с теннисной ракеткой размером с хорошее копье.
Нет, постойте... лицо мальчишки расплывалось, заменяясь на другие черты - теперь это был Рой - а вокруг него танцевали безликие тени. Своей чудовищной ракеткой он задрал ей юбку до самых плеч и зашелся в истерическом злобном хохоте.
Тени вторили ему. Гвен пыталась дергаться, пыталась вырваться из плена песка - но тщетно. «Прикрой срам», - продолжали скандировать дети-чайки. И тут нет никого, кто бы мог ее спасти, вытащить из песка, обнять за плечи и увести подальше от бурного моря и этих полулюдей-получудовищ. Никого, кто бы сказал пару грубых слов паршивцу с ракеткой... Она была совершенно одна - да и бежать было некуда. Позади - толпа недочеловеков, впереди - черная бездна бушующего моря. Она не могла определить себе, что же страшнее...
А потом - потом ее выдернуло из песка, потащило по можжевеловым кустам, что вдруг выросли на берегу, переходящем в школьный двор, где в чудовищном танце переплетались дети-птицы, тени и еще какая-то нечисть.
Страх отпустил Гвен. Но надо было сказать. Надо было предупредить. Прилив отрежет им путь отступления. Неровная линия берега загибалась полумесяцем слева. Море дойдет до того места, где они стоят.
Стоят с кем? С братом? Было что-то до боли знакомое в этом запахе. Не то, не то. Ее уже так обнимали раньше...
Но времени так мало. Его почти нет. Прилив уже начал подбираться к их ногам. Гвен боялась за себя, страшилась за своего спасителя, которого она так и не успела разгадать. Она плакала, что-то кричала - если бы она не надела юбку, все бы было иначе. Потому что она нарушила обещание. Какое? И этого она не могла вспомнить. Какой мерзкий сон...