ираясь смятой простыней. - Она меня молчаньем изничтожит. Даже по телефону. Она-то уж не допустила бы всего этого. Она - моя противоположность... Я - слабость, она - сила. - Ну, на практике ты себя не такой уж слабой показала, знаешь ли, - покачал головой Гэйвен. - И еще - ты выносливая. Так что уж не занимайся столь откровенным самобичеванием. В переделку-то попала ты, а сестра твоя меж тем сидела в тепле, у доброй тети под крылом. Так что попробовать-то можно? Не укусит же тебя телефонная трубка? - Ну это, знаешь, по-разному. Может и укусить. - Ты совсем что-то стала пугливой - истинная ласточка. Будешь звонить - включи Эйвери. Она с сестрицей живо разберется. Да не дергайся ты так, я же не сейчас тебя заставляю... А то тут потоки разливаются... У всех осень, у нас - весна... - Ты мерзкий, - краешком губ улыбнулась Гвеннол, но по выражению глаз Гэйвен понял - отпустило. По крайней мере, от своих пугающих мыслей отвлеклась. Вырвать бы их из ее головы насовсем и забросить, словно тяжелые булыжники, в черную осеннюю воду. Оставить позади, забыть. Впрочем, сам-то он ничего не забывает. Поэтому и жизнь на сто порядков гаже, чем у других. Во всяком случае, так было до появления Гвен. И в который раз Гэйвен пожалел, что нельзя попросить у судьбы - ага, у доброй феи - чашку амнезии на двоих. И нет, есть только злые тролли из-под камней, и те уж точно не упустят возможности напомнить лишний раз. Обо всем. Он деланно улыбнулся, уповая на то, что зареванная Гвен не станет пытаться читать его мысли. - Вот, тоже мне - новость! Ясный перец, мерзкий. А что ты хочешь, чтобы я тебе утирал слезы? Платком тут явно не стоит ограничиваться - давай я принесу полотенце. Заодно и твои енотовы круги сотрешь. - Чего? Ты про что? - растерялась Гвен. - Я же тебе сказал - у тебя краска с ресниц потекла, - пояснил ей Гэйвен, стараясь не ухмыляться. - Ну и слегка размазалась... Ты немного напоминаешь енота... - Боже! - Гвен принялась лихорадочно вытираться краешком покрывала, на котором тут же образовались черные пятна. - Я забыла про эту тушь. По идее, она должна быть водостойкой... - Это потому что у тебя слезы очень едкие, - сам не зная зачем, съязвил Гэйвен. - Двухнедельной выдержки слезный концентрат... - Тебе нравится, что ли, надо мной издеваться? - возмущенно спросила Гвен, стараясь рассмотреть себя в отражении в дверце микроволновки на столе. - И что у вас всех за мания? Такое ощущение, что у меня на лбу надпись: «Пни меня»... - Ну, надпись, не надпись, но, видимо, у всех мальчиков, когда девочка плачет, возникает желание ее поддеть. - На сей раз растерялся сам Гэйвен - а и в самом деле, зачем? Не зная, что ответить, он принялся рассуждать вслух. - Это наш способ проявить участие. А вообще - это все от смущения... Странная дурацкая попытка скрыть растерянность. Ну, а что надо-то делать, по-твоему? Научи меня ты! - Я не знаю. - пожала плечами Гвеннол. У Гэйвена немедленно возникло то ощущение, которое бывало, когда бывшая его хозяйка Сесили считала, что он по тупости не может дотумкать до некоего простого вывода, но по внутренним свои причинам не желала снисходить до объяснения. - Ну если ты, не знаешь, тогда мне ничего не остается, - небрежно кинул он. - Или знаешь, но скрываешь? Мы же договаривались... - Хм. - Гвен отвела глаза, словно размышляя. - Знаешь, обычно твой способ всегда срабатывал. Не дразнить, а другой... - Да ты о чем? - Местами, Гэйвен Ван Вестинг, ты непроходимо туп... - А, понял. - ухмыльнулся Гэйвен. Как все просто оказалось: грамотный, почти мужской способ решить проблему. - У тебя всегда все к этому сводится. Но краснеть ты перестала. Не знаю, хорошо ли это. Может, мне пора научиться? - И продолжаешь издеваться, - пробурчала Гвен. - Будем считать, это от смущения, и ты покраснел. Я хочу отключится. Хочу все это забыть. - Все это? Что именно? - предпринял последнюю попытку психоанализа Гэйвен. Но не тут-то было. - Все. - Гвен посмотрела на него в упор блестящими, уже сухими глазами. - Поможешь мне с этим? - С этим - всегда. - Он притянул ее к себе, запустил руку под отросшие волосы, где на влажном затылке курчавились любимые завитушки. - Только на тебе одежды для подобных занятий многовато... Надо это исправить... - Так исправь, - прошептала Гвеннол. - Или давай я сама. Она вывернулась, встала, стянула майку, занялась ремнем. У Гэйвена, как всегда, захватило дух от ее совершенства и этой неисправимой девичьей хрупкости. Какой она станет через пять лет? Останется ли с ней эта ее отличительная черта, или она потихоньку заматереет, станет похожа на свою покойную мать, что поджимала губы, проходя мимо него? Он наверняка не увидит этих занятных изменений, при лучшем раскладе он сможет надеяться встретить ее - уже не Гвеннол, а наследницу рода Грамайлов - где-нибудь на приеме, куда его никогда не позовут. Разве что в качестве охранника. Но и тут надежды не было - он же себя запятнал убийствами, которых не совершал. У охранника честь должна быть, как у институтки: один шаг в сторону - и пропал. Какому потенциальному работодателю будет интересно, что он даже никого не убивал? Девицу, правда, все равно умыкнул - ну да, по любви, но это ничуть не улучшало ситуацию. Кто ему доверит жену, детей? К отталкивающей внешности приплюсуется еще и отличный послужной список маньяка-убийцы маленьких девочек. Его карьере точно пришел конец - честной, по крайней мере. Или менять профиль - или соглашаться на чернуху, заползать в криминал, в котором он и так уже по уши. Пожалуй, легче сразу пойти с повинной в полицию - по крайней мере, избежит встречи с Артуром. Другое дело, что он вовсе не хотел ее избегать. Только сплавит ласточку в гнездо - и вперед, к светлому будущему. Любовь - это, конечно, очень мило и сладко, но за неимением того, и месть сгодится. Выдержанная годами, как хороший коньяк, жажда реванша. Лишь бы Гвеннол убрать восвояси. Но почему-то Гэйвен предчувствовал, что она и будет единственным свидетелем его краха - или его победы. И то, и другое было плохо... Что за мысли лезут ему в голову в тот момент, когда рядом раздевается самая желанная девочка на свете? Она уже сбросила верхнее свое облачение и теперь, страдальчески сдвинув темные непривычные брови, боролась с лифчиком. Обернулась к нему: «Не поможешь?» Гэйвен встал, взял ее за плечи, повернул к себе спиной, скользнув рукой от тонкой шеи по неровной выпуклости позвоночника к застежке, расстегнул крючки. Этот, казалось бы, будничный жест - не было в нем ни страсти, ни каких-то особенных скрытых смыслов, просто банальная взаимовыручка двух людей, уже порядочно долго ночующих в одном помещении - вдруг открылся Гэйвену во всей своей немыслимой интимности и близости, и он вдруг мучительно, до судорог в мозгу, возжелал иметь возможность делать это каждый вечер - всю жизнь. Смотреть, как она умывается, как спит, подложив ладонь под щеку, как зевает по утрам, как напяливает на себя эти свои дурацкие узкие штаны, спеша на работу или еще куда-нибудь. Как раздевается по вечерам, не смущаясь, сбрасывая, как одежду, все надетые днем маски и условности. Как на ее голой спине виднеется след от лифчика - как полоса от самолета на фаянсе неба... Из этого была сделана ткань жизни, той самой, что у него никогда не было с момента, как умерла Ленор. Было страшно жестоко попробовать лакомство на вкус и потом лишиться этого добровольно и, скорее всего, навсегда. Хотелось выть. Вместо этого он убрал ей волосы с длинной, как у гусенка, шеи - эти дурацкие черные космы - поцеловал в макушку. Гвеннол чуть-чуть пахла краской, теми лиловыми чернилами из душа - резкий, странный запах - и еще чем-то смутно знакомым, что он никак не мог поймать - что-то, связанное с морем, неприятно связанное. Он уже было собирался задать ей пару вопросов, когда Гвен повернулась и, по своему обыкновению, пропустив свои руки под его, вцепилась теплыми ладонями в его плечи, встала на цыпочки, потянулась за поцелуем. От ощущения ее обнаженной груди, коснувшейся его тела, все вопросы тут же куда-то ушли. Нет, это она должна была что-то забыть - а что в итоге получается? Он, как мальчик, уже ничего не соображает от одного ее приближения. А Гвен меж тем шла дальше - с каждым мгновением смелея и сводя его с ума. Ее роста едва хватало на то, чтобы обнять его за шею - Гэйвен чувствовал, как неровные, постриженные под корень ногти царапают ему затылок - а вторая ладонь небрежно порхала по боку, от чего позвоночник сводило, звенело в ушах, и хотелось подмять ее под себя и завершить эти обоюдные пытки. В такие моменты он уже не понимал, кто ведет охоту, но добычей ему быть не хотелось. Не его эта роль. Но спугнешь - и обречешь себя на новую пытку: гадать, какого же дьявола он не утерпел? Ладонь Гвен меж тем скользила все ниже, и ее касания током прошивали все тело, от затылка до члена, предательски вздыбившегося. - Не надо этого делать. Что ты себе придумала? Если ты будешь продолжать, мы и до кровати не доберемся. Слишком долгое воздержание, Гвен, не идет на пользу. От меня не будет никакого проку - а ты начинаешь меня пугать... - Это я делаю - пугаю тебя? - Она опустила руки, и Гэйвен чуть не взвыл от разочарования и собственной дурости. Гвен подняла на него глаза, строгие, глядящие сквозь него куда-то в глубь, доступную только ей. Так смотрела Ленор, отчитывая его в детстве или объясняя то, что девочке подростку не пристало сообщать младшим братьям. - Мне кажется, в любви нет правил. Я делаю то, что приятно мне - и приятно тебе, нет? По крайней мере, та