ванные запястья у любимой женщины?» Гвен в отчаянии глянула на руки: обе кисти были словно расчерчены тонким черным маркером: три полосы на одной, восемь на другой. Дурацкая краска въелась в заживающие рубцы и, видимо, впечаталась туда уже навечно, как варварская татуировка. Теперь не надо было и денег копить на салон - само получилось... Она истерически захихикала и, испугавшись неприятного звука, зажала рот ладонью. Матерь небесная, что же такое? Адреналин перестал будоражить мутящееся сознание, последние силы ушли на то, чтобы не разрыдаться. Гвен обмякла и сползла по неровной крашеной стене - идти вперед было невмоготу. Карман жгла коробочка с дареным кольцом, усиливая гравитацию, притягивая к земле. Надо было его сразу выбросить, но Гвен не могла этого сделать, сама не ведая причины. Почему-то Эйвери не желала сотрудничать, отступила в тень, оставив Гвен наедине с ее проблемами. Эйвери бы знала, что делать, она не стала бы прогибаться под Фьюри еще и потому, что обладала той чертой, которой обделили Гвендолин - у нее на все был готов ответ, словно был заранее подвешен на языке. Но Эйвери ушла. Фьюри был только ее, Гвен, проблемой - наградой за все те гадости и слабость, что она допустила. Теперь смотри правде в глаза, ласточка Гвеннол. Тебе придется разбираться с этим самой. Гвен достала из заднего кармана газету, что оставил ей Ричард, развернула, начала читать. На первой странице зияла странным образом четкая фотография, хоть и в черно-белом варианте. «Юное дарование находит свою вторую половину». Рой слащаво улыбается темноволосой - по крайней мере, так казалось на фотографии - миловидной девушке, держащей его под руку. Вокруг знакомые лица: Сесили с самой парадной из ее улыбок на красивом холодном лице, взлохмаченный, помятый и какой-то постаревший Марк, схваченный вполоборота, с бокалом в руке, Эйрин, одетая во "взрослое" платье и оттого кажущаяся почти ровесницей Гвен. Ее старая знакомая Линн в черном балахоне до пола, субтильная, но с прямой осанкой и вечной лукавой улыбкой смотрит на внучку. За ее спиной - двое юношей, чертами лиц смутно напоминающие новую невесту Роя: один коротко стриженый, другой - с пышными длинными кудрями, оба красивы, благообразны, уместны. Ничто не портит общий коленкор, все на своих местах, как шахматные фигуры перед началом битвы. Королевы, притягивающие больше взглядов, чем «юные половины» - белая и черная, зрелость и старость, вокруг - верная свита. Кто первый на вылет? Мужья, дети, внуки? А ведь на месте одной из пешек могла быть и она, Гвен. А вместо миловидных юношей - ее собственные братья, сестра... Нет, этого быть не могло. Их пустили в расход сразу - чтобы у нее, у Гвен, было побольше за душой. И теперь эта напрасная жертва насытит только вот того персонажа, стоящего боком - такого неприметного в дальнем углу. Не пешку, но полноправного игрока, демиурга, что двигает фигурами. И они - и Гэйвен, и Гвен - тоже на этой доске, просто в тени, в запасе, ждут своей очереди на выход. Их извлекут изящным жестом, когда комбинация будет такова, что в них возникнет нужда. Как это все было мерзко... Гвен вытерла нос, перелистнула страницу. Скандал в одном из столичных подпольных борделей, где застукали известного политика - «дом терпимости» был ликвидирован, а политик ушел в отставку... Скучно - что там дальше? Вот оно. Криминальная хроника, на девятой странице. А тут сразу две вещи: небольшая статья под названием: «Жертвы августа: кошмар на побережье» и ее собственная физиономия в конце колонки, там, где располагались объявления о без вести пропавших. Она глупо ухмыляется со школьной прошлогодней фотографии, волосы еще длинные, распущенные по плечам по случаю фотосъемки - неудивительно, что никто еще ее не сцапал. Гвен уныло посмотрела на себя годичной давности, и ей пришло в голову, что теперь у нее нет ничего общего с этой умильно улыбающейся в кадр ломакой. От той девочки ничего не осталось, никто ее никогда не найдет. Она сама бы не смогла, даже если бы захотела. Да и нужно ли? Теперь оставалась статья. Жгущая ей душу, мерзкая, лживая писанина. Тут все излагалось суше - это вам не гламурная хроника. Две смерти, две предполагаемые жертвы, почерк один и тот же: множественные повреждения, сексуальное насилие в обоих случаях. Старшую девушку еще и пытались побрить наголо, оттяпав половину скальпа. Имя предполагаемого убийцы - его уже окрестили «тень в овраге», по местонахождению найденных тел жертв - пока не названо, группа местных следователей под руководством столичного эксперта работает над раскрытием преступления. Следующая предполагаемая жертва: пропавшая без вести дочь скоропостижно скончавшегося год назад крупного северного бизнесмена. Гвен сглотнула и потерла ноющий от невыплаканных слез висок. Это о ней. Возможно, похищена с целью выкупа, остается шанс, что еще жива... Ей надо было кровь из носу дозвониться тете. Или Брайди. Карточку найти, конечно, не было ни единого шанса. Но вот наковырять в сети номер младшей сестры можно было попробовать. На старом школьном сайте ссылкой на закрытую страницу соцсети был список номеров телефонов школьников, выставленный специально для родителей на случай приглашений на праздники или необходимого контакта. Есть там и номер Брайди. Может там быть, по крайней мере, если страницу не обновили. По опыту Гвен, делали это активисты из родительского комитета крайне редко, ее собственный сменившийся номер провисел в этом списке два года, пока Гвен сама не пошла к секретарше и не разобралась с этой чепухой, после того, как ей неделю не смогла дозвониться бывшая лучшая подруга, переехавшая в другой город. Той пришлось разыскивать Гвен через Дерека, уже закончившего к тому времени школу. Да, надо будет так и сделать. Если у них где-то появится устойчивый интернет... Гвен бросила подозрительный взгляд на статью. Она не все прочла. Еще один абзац: «В связи с преступлением, разыскивается свидетель, Гэйвен С. Ван Вестинг, белый, 33 лет от роду, частный охранник, последний раз видели 19 августа на заправке на побережье. Особые приметы: рост шесть и пять*, ожог с правой стороны лица. Примечание: особо опасен, может быть вооружен, предполагается возможная связь с преступником...» И покатилось колесо - оно уже скоро их настигнет... Гвен уткнулась в газету и зарыдала. Как же она будет со всем этим жить? Куда им теперь прятаться? В какую нору, в какую неведомую страну, где их не достанут щупальца Кардинала и тяжелая поступь Артура-Молота? Почему их никак не оставят в покое? Потому что есть ее активы и ненасытная жадность Ричарда Фьюри, решившего приступом взять весь мир - и ее в придачу: «Ты большая девочка, сама поймешь, когда время остановиться. Я же не Динго Ван Вестинг. Увозить тебя силком я не хочу. Жду твоего добровольного шага в мою сторону. Скажем так, у тебя не больше месяца. Потом я начну расстраиваться - и ты, как преданная супруга - не очень верная, но это все впереди - начнешь неминуемо расстраиваться вместе со мной...» Да уж, начнет. Гвен не были известны слабые месте ее супруга, а вот ему все про нее было ясно. Чем больше любимых людей в тесном окружении, тем доступнее и беззащитнее человек. Их секут за любовь. И кормят ею собак - озверевших чудовищ на службе у хитроумного демиурга... Как отвратителен этот мир, в котором игра идет по этим правилам. И тогда Гвен пришло голову, что единственное слабое место Фьюри - это то, что он смертен, как и все они. И еще одно - она сама. Только ей под силу было подобраться достаточно близко, чтобы дотянуться до его жизни. Ну что ж, если это кого-то спасет, может, оно того и стоит. Гвен усмехнулась. Вот уж романтика. Будут сидеть в разных тюрьмах и хранить друг другу верность: он - за выходки Роя, она - за мужеубийство. Разные дороги - одна судьба... Она подумает об этом - но после. Сейчас ей хотелось забыть обо всем. Иначе голова лопнет. Гвен встала, выбросила газету в стоящее в коридоре мусорное ведро, предварительно основательно порвав и скомкав ее, и побрела к выходу. Пересекла холл, вышла на улицу, под моросящий серебристый студеный дождь. На улице было холодно, сразу перехватило дыхание, все тело покрылось мурашками. Зато дышится легче, чем в четырех стенах. Гвен зашагала к выцветшему кукурузному полю. Мертвые стебли все так же тоскливо шелестели на ветру. Она зашла внутрь этого засохшего странного леса - истончившиеся, почти седые листья гладили ее по лицу, цеплялись за волосы. Там и сям валялись одинокие початки кукурузы, желтые, как шафран и твердые, как камень. Гвен с детства ненавидела этот овощ, после того, как однажды отравилась этим канареечно-яркими сладковатыми зёрнами, слопав целую банку консервированной кукурузы. Больше она с тех пор ее в рот не брала. Но чаща, состоящая из сухих колосьев, болезненно притягивала Гвен - уж очень этот унылый, какой-то неземной пейзаж соответствовал состоянию души. Она словно влезла в выцветшую черно-белую фотографию - там, снаружи, слишком яркие краски, слишком жесткие игры. Хорошо бы остаться здесь, одним из стройных, легких стеблей, которые небрежно гладит ветер, запутываясь своей осенней заунывно-тревожной песней в тонких, как ее отрезанные пряди, листьях. Она будет вечно шелестеть под осенним дождем - засохнет, замрет - и не будет так мучительно больно. Он придет сюда искать ее, но никогда не узнает, не найдет ее среди сотен таких же, как и она сама, высушенных нена