* 6,5 футов примерно соответствуют 198 сантиметрам
Глава десятая. Гэйвен
Мусорный ветер, дым из трубы, Плач природы, смех сатаны, А все оттого, что мы Любили ловить ветра и разбрасывать камни. Песочный город, построенный мной, Давным-давно смыт волной Мой взгляд похож на твой: В нем нет ничего кроме снов и забытого счастья. Дым на небе, дым на земле, Вместо людей машины. Мертвые рыбы в иссохшей реке, Зловонный зной пустыни... Моя смерть разрубит цепи сна, Когда мы будем вместе. Ты умна, а я идиот, И неважно, кто из нас раздает. Даже если мне повезет, И в моей руке будет туз в твоей будет joker. Так не бойся милая, ляг на снег, Слепой художник напишет портрет, Воспоет твои формы поэт, И станет звездой актер бродячего цирка. Дым на небе, дым на земле, Вместо людей машины, Мертвые рыбы в иссохшей реке, Зловонный зной пустыни... Моя смерть разрубит цепи сна Когда мы будем вместе Крематорий. Мусорный ветер
До сумерек они так и не вылезли из кровати. Гэйвен предпринял несколько вялых попыток выбраться наружу, заранее обреченных на неудачу, что было понятно им обоим. Он, как старший в этой микро-команде, должен был соблюдать формальности: и он это сделал, после чего со спокойной совестью опять упихался под необъятное одеяло. Гвеннол с интересом наблюдала за его тщетными поползновениями. На увещевания она не отвечала, вопреки обыкновению, не тушуясь, лишь глядела на него прозрачными глазами, слегка склонив голову к плечу. Ну и в пекло! Была бы охота. Будь его воля, Гэйвен бы вечность не вылезал бы из постели - вот только курить и жрать хотелось люто. Ну да, еще бы. Сколько часов он уже не ел? А силы-то меж тем очень даже уходили. Это все Гвен и ее прелести - порой ему казалось, что она-то уж точно создана из неведомого миру легкого полупрозрачного материала: в серебристом от непогоды свете ее кожа будто светилась, влажная от сырости и любви. В некоторых ракурсах Гвеннол становилась похожа на восковую фигуру, особенно этой своей энигматической улыбкой. Вот и теперь вроде дремлет, но все равно полуулыбка на лице - призраком из реалий. Гэйвен приподнялся на локте, заглядывая ей в лицо. Красивая и странная. Брови чуть нахмурились, глаза под сиреневатыми веками движутся: что-то снится. Глупая ее тушь так и не смылась до конца, под пушистыми бабочками опущенных ресниц еще видны черные разводы краски. Что-то все же было не так. Она вернулась в номер, словно в аду побывала. И все эти вопли про рисунки тоже были ни при чем. Что-то другое там произошло, про что Гвеннол предпочла умолчать. Или Эйвери? Гвен не умела держать клювик на замке, любая мысль, посетившая эту когда-то рыжую голову, тут же отображалась на хорошеньком личике, словно внутри для нее не оставалось места. А тут - полный молчок. Даже намека никакого нет, как и нет желания с ним чем бы то ни было делиться. И это было тоже показательно. Обычно Гвеннол - если вообще к полутора месяцам их знакомства и сближения может быть применимо это слово - небрежно прятала свои секреты, оставляя на поверхности метки, чтобы он мог догадаться, прочесть их между строк. Ласточка-Гвеннол была как на ладони: ей важно спеть так, чтобы хоть кто-то услыхал ее трель. А тут ни следов, ни подсказок. Молчание - или белый шум. Может, просто устала, перенервничала? Объективно, было из-за чего. Вела машину - для неумелой девицы этого уже достаточно, чтобы психануть. Потом эта его болезнь. Тоже некстати. Она, наверное, испугалась. Сам бы Гэйвен, окажись они в противоположных ролях, точно бы сдрейфил: жар, лихорадка, а поди-ка возьми на себя полную ответственно за случай - к врачам-то было обращаться нельзя! Нет, тяжко. И все же это было все не то, он просто чувствовал - а в своих отношениях с Гвен, особенно после этой ее истории с молчанкой, Гэйвен уже просек, что стоило доверять инстинктам. Где же ответ на твою загадку, любимая? Она потянулась, потирая лоб, словно пыталась отогнать назойливую, терзающую ее мысль, отбросила тонкую кисть на подушку над головой. Кровавый ад, а это еще что? На запястье, там, где нежно светилось голубое кружево вен, руку пересекали черные, недавно зарубцевавшиеся шрамики - видно, что неглубокие, но ощутимые. Так... Гэйвен слегка отодвинулся. Хотелось закрыть глаза - не сильно-то он ими пользовался в последнее время, если упустил такие очевидные знаки. Несчастный слепец - а ведь никаких проблем со зрением у него пока не было! Игры в самоубийцу. В его школе был пацан, который развлекался подобными действиями. Ему нравилось себя резать - легонько, для виду, чтобы потом со скорбным видом расхаживать в кровавых лохмотьях. Бросать лезвие в ванной - чтобы все видели его страдания. Гэйвен страшно не уважал за это дурня, как не уважали его и остальные мальчишки. Однажды, спьяну, в выходные, этот осел распилил себя сильнее, чем обычно, задев артерию: из него полилась кровь, как из резаной свиньи, и он так разверещался в ванной, что разбудил надзирателя. Тот пришел, дал ему подзатыльник, посадил кверху рукой в коридоре, а остальных за дебош и для острастки на следующий день вместо выезда в город отправил на огородные работы. Благодаря этому паренька возненавидели уже все, даже те, кто не знал о его любви к бритве и пачкотне. Правда, после раскромсанной артерии дурень прекратил свои дебильные страдашки - видимо, смерть прошла слишком близко... Гвен, похоже, решила поиграть в то же самое. Ну, если вдуматься, ей было с чего. Субъективно же Гэйвену хотелось взять девчонку за худенькие плечи и тряхнуть раз-другой - чтобы неповадно было. Что ей, смертей мало? Тоже мне, нашла подходящие забавы для нынешнего возраста и ситуации! Еще не хватало. Гэйвен поморщился, еще раз взглянул на ее руку. Потом осторожно повернул и другую, лежавшую на груди поверх одеяла. Следы были на обоих запястьях, но и там, и тут - уже зажившие. Похоже, Гвеннол излечилась сама... Возможно, лучше было даже и не заводить об этом разговор... Однако все это хоть и было скверно, но никак не объясняло сегодняшнего срыва. Что-то он упорно пропускал. Гэйвен встал, напялил на себя штаны, нагнулся за ее почеркушками, раскиданными по комнате. И впрямь, Гвеннол, как ни старалась, не смогла поймать сходства. С одного из рисунков вполоборота улыбалась черноволосая молодая Сесили. С другого задумчиво смотрела вылетевшая из окна мать Гвеннол- еще одна ласточка, блин. Кто был на третьем, Гэйвен не знал, но решил, что, судя по смутному сходству, видимо, это была младшая сестра: более вытянутое лицо, упрямый подбородок, сумрачные глаза под темными широкими бровями. Да, это вам не ласточка - волчонок. Гэйвен покрутил головой, вновь глянув на портрет Клариссы. И как она умудрилась родить таких разных дочерей? И все же было у них что-то общее: в прищуре глаз, в упрямстве сжатых губ. Такие, как эти три, умирают, но не сдаются. И его девочка тоже. Последний рисунок был еще в блокноте. Гэйвен глянул -