Очевидно, в символике жертвоприношения значение «свет» дублируется вторым – «очищенное топленое масло». Мысль или слово, ее выражающее, сравниваются с чистым топленым маслом, возникают выражения типа dhiyaṁ ghṛtācīm – светоносная мысль или понимание. В одном из гимнов, приведенных в этой книге, есть любопытный пассаж: Огонь, как жрец жертвоприношения, призывается окропить приношение умом, изливающим гхриту, ghṛtapruṣa manasā, тем самым делая явленными Сидения («места», или «уровни»), каждое из которых вмещает трое небес, и явить Богов[5] (2.3.2).
Но что это за ум, изливающий топленое масло, и каким образом может жрец, выливая топленое масло, явить собравшимся Богов и тройные небеса? Смысл становится ясным, если допустить мистическое и эзотерическое значение слов. Риши подразумевает «ум, изливающий свет», работу ясности просветленного или озаренного ума; и не жреца в человеческой форме, не жертвенный огонь, но внутреннее Пламя, мистическую провидческую волю, kavikratu, несомненно, способную этим процессом проявить Богов, миры и все уровни бытия. Необходимо помнить, что риши были провидцами, как и мудрецами, – они были людьми видения, которым в своем созерцании представали вещи в образах, часто символических, предваряющих переживание или сопутствующих ему и придающих переживанию конкретную форму, возможно, предопределяя или придавая оккультное содержание опыта; так что риши вполне мог одновременно видеть внутреннее переживание и его символическую суть в образе: поток чистого света и бога-жреца, выливающего это очищенное масло на внутреннее подношение себя (self-offering), которое и дает риши это переживание. Все это может казаться странным для западного ума, но для ума индийского, привыкшего к индийской традиции или познавшего медитацию и оккультное видение, здесь все предельно ясно. Мистики были и, естественно, остаются символистами; они способны воспринимать физические вещи и события как символы внутренних истин и реальностей – даже свои внешние «я», внешние события своей жизни и все, что их окружает. В силу этого для них было легким отождествление или даже объединение вещи или явления и его символа.
Напрашивается сходное истолкование и других часто встречающихся в Веде символов и слов. Как ведическая «корова» есть символ света, так «конь» в Веде есть символ энергии, духовной мощи, силы тапасьи. Когда риши просит Агни о «даре в форме лошади с коровой впереди», он на самом деле просит не о табуне коней, который образовал бы содержание, основу дара – впереди которого шествовали бы еще и коровы, – риши молит об огромной духовной силе, ведомой светом, или же, как это можно перевести, «с Коровой Света, идущей во главе»[6] .
Если в одном гимне описывается освобождение из-под власти Пани массы лучей (коров – сияющих стад, gavyam), то в другом риши просит Агни о полноте изобилия или энергии коня – aśvyam. Точно так же риши иногда просит о героях или воинах для своей свиты, в некоторых случаях переходя на более абстрактный и свободный от символов язык и говоря о совершенной силе героя – suvīryam, иногда же он сочетает символы с тем, что они обозначают. Также риши просят о сыне, или о сыновьях, или о потомстве, apatyam, как о составной части того богатства, о котором они молят Богов, но и в этом можно усмотреть эзотерический смысл, ибо в некоторых местах рождение сына описывается явно как образ некоего внутреннего рождения: сам Агни есть наш сын, дитя наших трудов, дитя, которое в качестве Вселенского Огня есть отец своих отцов, и, следуя по стопам тех, кто имеет хорошее потомство, мы пролагаем или открываем путь к высшему миру Истины. Как символ используется в Веде и слово «вода». В Веде говорится о бессознательном океане, salilam apraketam, в который вовлечено Божественное и из которого оно рождается своим величием; в Веде говорится и о великом океане, maho arṇaḥ, верхних водах, которые, как сказано в одном гимне, Сарасвати делает осознанными для нас или которые она дает нам осознать при помощи луча интуиции: pra cetayati ketunā. Семь рек похожи на реки северной Индии, но в Веде говорится о семи могущественных Небесных реках, которые текут с Небес; это воды, наделенные знанием, ведающие Истину – ṛtajña, и, будучи освобождены, они открывают нам путь к великому Небу. Таким же образом Парашара говорит о Знании и универсальной Жизни «в доме вод». Убив Вритру, Индра освобождает дождь – но дождь этот также – дождь Небес – и выпускает течь реки. Так легенда о высвобождении вод, занимающая столь большое место в Веде, приобретает значение символического мифа. С ней сопряжена другая символическая легенда – о том, как Боги и риши Ангирасы отыскали и вызволили из темной пещеры в горе Солнце, коров или солнечные стада, или солнечный мир – Свар (svar). Символ Солнца постоянно ассоциируется с наивысшим Светом и Истиной: в Истине, сокрытой низшей Истиной, распрягаются кони Солнца, великая мантра Гаятри призывает Солнце, наивысший Свет, привести наши мысли в движение. Также в Веде говорится и о врагах, как о грабителях, дасью, которые угоняют коров, или вритрах, которые в обычной интерпретации принимаются за враждебно настроенных людей, но Вритра – демон, прячущий и удерживающий Свет и воды, а вритры – его силы, выполняющие эту функцию. Дасью – грабители или разрушители – суть силы мрака, противники ищущих Свет и Истину. Здесь мы постоянно наталкиваемся на указания, которые ведут нас от внешнего и экзотерического смысла к внутреннему и эзотерическому.
6
Сравните это выражение с описанием ариев – благородного народа, ведомого светом,