Я хочу извлечь из этого пользу, ибо польза здесь есть, а может быть и нечто большее. Именно через восприятие среднего ума легче всего добраться до основы тех психологических расхождений, которые отделяют друг от друга части единого человечества. Ум образованный склонен преуменьшать силу предрассудков и отыскивать точки соприкосновения и возможность контакта даже в различиях и противостоянии. Посредственная ментальность предлагает нам больше возможностей увидеть предрассудки в их грубой силе и оценить и их прочность, и цепкость. Мистер Арчер просто замечателен в этом отношении. Конечно, пришлось расчищать завалы на пути к искомому. Я бы предпочел иметь дело со «справочником непонимания», обладающим той же широтой охвата, но излагающим вещи прямо и просто, без злобного хитроумия и едва замаскированного недоброжелательства, – но подобных пособий не существует. Придется вернуться к мистеру Арчеру и проанализировать некоторые из его предрассудков, чтобы понять их психологические мотивы. Возможно, несмотря на примитивность этих мотивов, мы все-таки сможем вскрыть суть исторического взаимонепонимания континентов. Возможно даже, что ясное понимание сути продвинет нас в направлении примирения.
2
Лучше начать с точного определения типа критики, на которой мы намереваемся строить наши оценки противоположностей. Мы имеем перед собой представления об индийской культуре среднего и типичного человека Запада, человека достаточно образованного и широко начитанного, отнюдь не гения с редкостными данными, а скорее человека с талантом, способствующим умеренному преуспеянию, не слишком гибкого, не обладающего достаточной широтой ума, напротив, человека четких и определенных воззрений, которые поддерживаются и обретают видимость весомости благодаря навыку к правильному использованию разнообразной, хотя и не всегда достоверной информации. На самом деле, это ум и позиция среднего англичанина, не лишенного способностей, но сформировавшегося под влиянием журналистики. Именно то, что нам нужно для понимания природы антагонизма, побудившего Редьярда Киплинга – который и сам супержурналист и «укрупненный неестественный» средний человек, посредственность, приподнявшаяся, но не переставшая быть собой от блеска своеобразного грубого и варварского дарования, – утверждать вечную несовместимость Востока и Запада. Давайте посмотрим, что именно такой ум воспринимает как ни на что не похожее и отвратительное в менталитете и культуре Индии; если мы в состоянии подавить в себе чувство личной оскорбленности и бесстрастно рассмотреть это явление, мы найдем такое исследование интересным и поучительным.
Можно возразить, что не стоит придавать столь широкие представительские качества критику-рационалисту с определенной политической предубежденностью, образ мышления которого принадлежит в лучшем случае сегодняшнему дню, впрочем уже становящемуся днем вчерашним. Взаимонепонимание континентов есть результат долго складывавшихся исторических различий, а рассматриваемая нами книга касается только одной фазы – современной нам. Но как раз в нынешнее время, в эпоху научного и рационалистического просвещения различия сделались особенно заметными, непонимание приобрело особенно агрессивный характер, а ощущение несовместимости культур стало осознанным и самоочевидным. Античный грек, полный непредвзятой интеллектуальной любознательности и готовый к свободным эстетическим оценкам, вопреки своей убежденности в расовом и культурном превосходстве над варварами, был несомненно ближе к индийскому уму, нежели типичный современный европеец. Не только Пифагор или какой-либо философ-неоплатоник, не только Александр или Менандр,[34] были способны с большей готовностью понять корни азиатской культуры, но и человек умеренных талантов, скажем Мегасфен, обладал пусть и не глубоким и совершенным, но достаточно широким видением и пониманием. Средневековый европеец при всем его воинствующем христианстве и предубежденности против неверных и язычников все же напоминал своего оппонента многими характерными особенностями видения и восприятия до такой степени, каковая более не является достижимой для современного европейца – если только ум последнего не проникся новыми идеями, которые вновь сокращают разрыв между континентами. Эта рационализация западного ума, рационализация даже религиозных идей и чувств так увеличила разрыв, что он начал казаться непреодолимым. Наш критик представляет эту подчеркнутую враждебность в экстремальной форме, в облике, который проистекает из необдуманного вольномыслия, свойственного для тех, кто не переосмыслил для себя эти серьезные проблемы, но впитал свои воззрения из культурной среды, из интеллектуальной атмосферы эпохи. Такой человек всячески преувеличивает точки расхождения, однако именно от преувеличения они становятся особенно ясными и понятными. Такой человек компенсирует недостаточность верной информации и серьезных знаний инстинктивной безошибочностью нападок на то, что чуждо его менталитету.
34