Кроме того, я должен думать о других так, как они думают о самих себе. Каждый человек видит самого себя как искателя удовлетворения. Сознательно или неосознанно он стремится к удовлетворению. Если я смогу думать о каждом человеке как об искателе удовлетворения, я увижу, что все мы плывем в одной лодке, стремясь достичь Золотого Берега, который обещает полное, окончательное удовлетворение. Это также принесет мне покой ума во внешней жизни.
Есть еще кое-что, что я могу делать, чтобы обрести покой во внешней жизни. Рано утром, прежде чем молиться и медитировать, я должен входить в джунгли своего ума и вырывать сорняк желания. Мой ум заполнен сорняками желания, но каждый день я буду стараться уменьшить их количество. Тогда я войду в сад своего сердца и посажу там дерево своего устремления. Уменьшая количество своих сорняков желания и увеличивая число ростков устремления, я непременно обрету покой изнутри. И если я одухотворенно молюсь и преданно и безоговорочно медитирую, я непременно обрету покой Свыше.
ПОЭЗИЯ-СТИХОТВОРЕНИЕ-ПОЭТ
Музыкальная Академия, Стокгольм, Швеция
16 октября 1990
Прозу можете писать вы. Прозу может писать он. Прозу могу писать даже я. Но поэзию создает Бог — через вас, через него и даже через меня.
Поэзия — сокращенный путь для достижения утонченной и едва ощутимой Цели из целей, — бесконечного Восторга. Стихотворение начинается в струящихся слезах и заканчивается в парящих улыбках.
Поэт манит завтрашнюю зарю-мечту, а затем преображает завтрашнюю зарю-мечту в сегодняшний день-реальность. Мы совершаем прискорбную ошибку, когда пытаемся понять поэзию. Поэзия не для понимания. Поэзия для чувств. Поэзия для того, чтобы ее любили. Пытаться понять стихотворение — все равно что коснуться розы с бесчисленными шипами. Пытаться чувствовать стихотворение — нежно держать розу без единого шипа. А любить стихотворение — тотчас превращаться в красоту и аромат самой розы.
Душа поэта созидает. Сердце поэта рождает. Глаза поэта посвящают.
Внутри каждого человека живет поэт. Этот поэт может низводить самые возвышенные высоты истины и, в то же время, могущественно затмевать мрачнейшую ложь, если этого требует необходимость.
Поэзия шепчет: «О мои друзья, о мои обожатели, поклонники и любящие, ведь размеры и метрические движения танца — ямб, хорей, анапест, спондей и другие — это дети моей любви. Они могут измерить безмерную высь, постичь глубочайшую глубь, покрыть необозримую ширь. Давайте же отправимся в путешествие Вечности с моими детьми, с детьми моей любви».
Когда мы сочиняем стихотворение или читаем стихотворение с самоотдачей, мы проводим несколько мгновений с Богом-Красотой, Богом-Состраданием и Богом-Удовлетворением.
Я поэт. Я начал писать стихотворения с самого младенчества. Прежде чем сочинить одухотворенное, яркое и значительное стихотворение, я концентрируюсь своим оком-видением, я медитирую своим сердцем-освобождением и созерцаю своей душой-осознанием. А затем я фокусирую свою жизнь-фотоаппарат на Трансцендентальной Божественности Бога и Универсальной Красоте Бога.
После того как я одухотворенно и преданно написал стихотворение, Абсолютный Поэт Всевышний, к моему крайнему изумлению, говорит мне, что Он уже приготовил мне билет для достижения высочайшей высоты безграничного экстаза.
Когда я читаю стихотворение в абсолютном безмолвии, душа стихотворения говорит мне: «Входи, входи же. Ах, ты пришел, чтобы видеть реальное во мне, чувствовать реальное во мне».
Поэты есть заурядные и великие. Кроме того, есть поэты-провидцы. Поэты-провидцы — поэты всевышних высот. Провидец — это тот, перед чьим взором одновременно предстает настоящее, прошлое и будущее.
Огромное различие между музыкой и поэзией таково: музыка — это универсальный язык. Чтобы оценить мелодию, одухотворенность и полноту музыки, мне не нужно учить какой-то конкретный язык. Просто потому, что у музыки универсальная форма, я могу ценить, восхищаться и любить музыку. Но поэзия, имеющая универсальную форму, — это творение лишь поэта-провидца. Провидец на санскрите — drashta, тот, кто имеет свободный доступ к прошлому, настоящему и будущему и обладает редкой способностью божественно расти и высочайше сиять.