Во внешнем мире на физическом плане каждая неисполненная мысль является символом нереальности, каждая исполненная мысль является символом реальности. Но на внутреннем плане, духовном плане, каждая мысль реальна сама по себе, каждая мысль находится в своем собственном мире. Проявлена она или не проявлена на сцене-земле — не имеет значения. Поскольку она представляет мир, она несомненно является реальностью.
Во внешнем мире, если человек говорит, что любит Бога, он не говорит абсолютной истины, он не выражает абсолютной истины. Внешний мир — это мир бесчисленных желаний. Во внешнем мире Бог не получает любящего дыхания жизни человека. До тех пор, пока Бог не получит дыхания жизни любви, которое приносит Ему полное удовлетворение, Бог не называет это настоящей любовью. Во внутреннем мире тот же самый человек предлагает любовь Богу в силу своего устремления. Что означает его устремление? Его устремление — это не что иное, как просветляющее Сострадание Бога. Это просветляющее Сострадание обладает способностью радовать Бога так, как Он Сам этого желает. Когда искатель получает просветляющее Сострадание Бога, он становится не только божественной любовью, но также Любовью Самого Бога.
СТРАХ И ХРАБРОСТЬ
Университет Женевы, Женева, Швейцария
14 июня 1976
Мы боимся Бога. Бесконечная Широта Бога пугает нас. Трансцендентальная Высота Бога пугает нас. Неизмеримая Глубина Бога пугает нас.
Бог одновременно и Истина, и Свет. Бог-Истина старается вести нас к совершенной Истине, но, к сожалению, мы чувствуем, что Бог-Истина всегда проверяет нас. Мы считаем, что, поскольку мы являемся горою лжи, поскольку совершаем ошибки каждое мгновение, Бог-Истина будет наказывать нас. Но Бог — само Сострадание. Он не наказывает нас. Напротив, Он пытается просветлить и сделать нас совершенными. В процессе эволюции Он говорит нам, что ложь — не что иное, как меньшая Истина. Нам нужно превзойти ложь и затем войти в Истину. И для этого нам нужен постоянный зов, который называется устремлением.
Так же, как мы боимся Бога-Истину, мы боимся и Бога-Света. Мы чувствуем, что Бог-Свет выставит нас напоказ, поскольку мы совершили столько небожественного. Если кто-то совершает кражу, он хочет спрятаться. Он боится света. Он чувствует, что, если он в свете, его обнаружат. Но Бог-Свет совершенно иной. Здесь Свет не разоблачает, он просветляет нас. Свет говорит нам, что во тьме тоже есть немного света, что у ночи тоже есть немного света. Бог, будучи самим Светом, — всепроникающий. Поэтому Он определенно есть как во тьме, так и в Свете. Конечно, когда Он во тьме, у Него будет небольшое количество света, в то время как в устремленных людях Он будет проявлять безграничный Свет. Кроме того, если где-то есть немного света, этот свет будет расти в безграничный Свет. Это подобно семени, которое вырастает в баньяновое дерево.
Страх и храбрость. У страха есть способность, в негативном смысле. Он отвергает единство. Он хочет оставаться всегда индивидуальным и отделенным. Страх подобен крошечной капле, которая не хочет быть растворенной в океане. Она хочет сохранять свою индивидуальность и личность. Конечное боится Бесконечного, и, в то же время, оно не хочет сознаться в своем страхе. Но огромный океан знает, что его индивидуальность и личность состоит из бесчисленного количества капель воды. Бесконечное знает, что оно стало Бесконечным именно потому, что в бесконечной мере вместило конечное.
На физическом плане есть два вида страха: боязнь воображаемого и боязнь реального. Воображаемый страх намного хуже, чем реальный страх, потому что мы боимся чего-то воображаемого. Мы боимся смерти, поскольку чувствуем, что смерть заберет у нас все земные желания, всю нашу земную любовь, все наше земное единство. Здесь мы достигаем, здесь мы свершаем, но не имеем понятия, что произойдет с нами в другом мире. У нас нет представления, отправимся мы на Небеса или в ад. Здесь, на земле, мы, по крайней мере, знаем, что у нас есть близкие и родственники, которые позаботятся о нас. Но мы не знаем, встретимся ли мы со своими близкими в ином мире или там не будет никого, чтобы позаботиться о нас. Фактически мы даже не знаем, существует ли иной мир, поэтому сама мысль, сама идея, сама концепция смерти пугает нас.