Около этого времени некий Аннамалай Тамбиран проходил мимо дерева юного Свами. Он был так поражен безмятежной красотой сидящего в уединении Свами, не затрагиваемого заботой и мыслью, что простерся перед ним, и после этого ежедневно приходил поклониться Свами. Тамбиран был садху, который обычно ходил по городу с несколькими спутниками, распевал песни преданности. На полученную милостыню он кормил бедных и совершал за городом пуджу у гробницы своего Адина Гуру (основателя линии его Гуру).
Через некоторое время ему пришла в голову мысль, что юного Свами будут меньше беспокоить в Гурумуртаме, как называли эту святыню, а также, поскольку стоял прохладный сезон, такое место окажется более уютным. Тамбиран не решался предложить это и сначала обсудил вопрос с Найянаром, поскольку никто из них еще не говорил со Свами. В конце концов он набрался мужества сделать предложение. Свами согласился и в феврале 1897 года, менее чем через полгода после своего прибытия в Тируваннамалай, ушел с Тамбираном в Гурумуртам.
Когда он прибыл туда, образ его жизни не изменился. Пол внутри святыни кишел муравьями, но Свами, казалось, не обращал внимания на их ползание по нему и укусы. Через некоторое время в одном из углов ему поставили табурет для сидения, а ноги погрузили в воду, чтобы защитить от муравьев, но даже тогда он опирался спиной о стену, создавая мостик для них. От такого постоянного сидения спина оставляла неизменный отпечаток на стене.
Паломники и туристы начали скапливаться у Гурумуртама, и многие падали ниц перед Свами, одни — с молитвами о благах, другие — из чистого благоговения. Толпа стала такой, что было невозможно поставить бамбуковую ограду вокруг его сиденья, защищающую Свами, по крайней мере, от прикосновения кого-то из собравшихся.
Сначала Тамбиран поставлял немного еды, что была необходима, от предлагаемой в святыне его Гуру, но вскоре покинул Тируваннамалай. Он сказал Найянару о своем возвращении обратно через неделю, но обстоятельства так сложились, что отсутствовал больше года. Несколькими неделями позднее Найянар тоже должен был уйти к своему матху (частному храму, или святыне), и Свами остался без слуги. С пищей трудностей не было — фактически к этому времени там было несколько поклонников, желавших регулярно приносить еду. Более настоятельная потребность состояла в том, чтобы не подпускать толпы праздных наблюдателей и посетителей.
Это случилось незадолго перед тем, как пришел другой постоянный слуга. Один малаяламский садху по имени Паланисвами посвятил свою жизнь почитанию Бога Виньяки. Он жил большим аскетом, ел только раз в день и то лишь пищу, предложенную Богу при пудже, даже без соли в качестве приправы. Его друг по имени Шриниваса Айяр однажды сказал ему: «Почему ты проводишь свою жизнь с этим каменным Свами? В Гурумуртаме есть молодой Свами из плоти и крови. Он погружен в тапас (аскёзу) словно юный Дхрува в Пуранах. Если ты пойдешь и послужишь ему и соединишь себя с ним, то достигнешь цели жизни».
Приблизительно в это же время и другие также рассказывали ему о юном Свами, о том, что у того нет слуги и что служить Свами — блаженство. Он был до глубины души взволнован самим видением Свами. Некоторое время из чувства долга он еще продолжал свое поклонение в храме Виньяки, но его сердце уже было с живым Свами, и вскоре его преданность последнему стала всепоглощающей. Двадцать один год он служил Свами как слуга, посвятив ему весь остаток жизни.
Работы у него было довольно мало. Он получал еду, предложенную почитателями, но всё, что Свами принимал, состояло из ежедневной единственной чашки пищи в полдень, а остальное возвращалось жертвователям как прасад (Милость в форме дара). Если Паланисвами требовалось для чего-либо уйти в город — обычно чтобы достать какую-нибудь духовную или религиозную книгу у приятеля, — он запирал святыню, а при возвращении обнаруживал Свами в том же положении, в каком оставил его.