— На, держи. — Я отдал запасную шапочку с прорезями для глаз и рта.
— Класс! — она натянула головной убор на свое чем-то симпатичное лицо. — Ну и холодина!
— Это даже хорошо, — сплюнув в снег, произнес я.
— Что?
— Ничего. Идем.
Мы пошли. Во мне все больше и больше ворочалась совесть. Я переживал за то, что собирался сделать с Ленкой. А она ничего не подозревала. Шла за мной следом. Что-то глухо напевала сквозь маску. Рассказывала всякую чепуху про свой кулинарный техникум. Ее, похоже, не беспокоило, что от него осталась расплавленная радиоактивная масса. Наверно, всем женщинам присуще такое распиздяйство. Думают только о том, как бы жить в тепле и сытости с могучим мужиком. А на судьбы Родины и текущую обстановку на фронтах им плевать вообще.
Я обернулся назад.
— Ну, чего ты там встала?
— У меня снег в сапог набился! Не можешь подождать?
— Я тебе сколько раз говорил, сделать бахилы!
— Че я, как дура, ходить в них буду!
— А щас ты, как умная что ли?
— Да!
Она расстегнула молнию сапога и выгребла кучку снега. Я ей тут же не позавидовал, ноге Ленки. Впрочем, она виновата сама. Никто не просил тырить мою тушенку из схрона. Такие вещи всегда плохо заканчиваются.
— Долго еще идти по этому дебильному лесу? — мой тренированный слух уловил недовольство.
— Будешь болтать, вообще весь день будем идти, — пообещал я.
— Как так? — удивилась Ленка.
Я не ответил.
Пару часов спустя, мы выбрались из чащобы на тревожную гладь дороги. Укатано, значит кто-то регулярно ездит. Первым выскочил я, держа наготове Сайгу. Оценил одну сторону — чисто. Хищным рывком перекатился и проверил другую. В прицеле не было лиц врагов. Следом, шатаясь, как снегурочка, и, блин, не таясь, подтянулась моя девушка. Бывшая девушка, сквозь ком в горле поправил я свою сентиментальную мысль.
— Закрой-ка глаза… и руки вытяни вперед, — вымолвил я.
— Сюрприз? — лучисто улыбнулась Лена.
— Ага.
Она выполнила указание с неожиданной точностью.
Я отцепил от пояса моток крепкой, как любовь к Родине, веревки, сделал петлю и закинул на ветку дерева.
— Ну что, можно смотреть уже? — не очень терпеливо топнула сапогом Ленка.
— Обожди…
Сделав еще одну петлю, я накинул ее на руки Ленки.
Она заорала.
Но я дернул другую часть веревки. Ленка вытянулась в струнку. С удовлетворением посмотрел на свою работу. Но в тоже время, больно глядеть на страдания беззащитной девчонки. Я отвел свой зоркий взгляд.
— Ну-ка развязал меня, больной придурок! С ума сошел?! А!!! — голосила на всю Карелию Лена.
— Заткнись. Между нами все кончено. Я все знаю.
Ее зрачки блеснули Злом.
— Ты вобще дебил!? — злобно зашипела она. — В чем дело, объясни!
— Ты спалилась. Я знаю, ты крадешь тушенку из нычки!
— Я???
— А кто же еще? Думала, я не веду жесткий учет своих припасов?
— Я умоляю! — нервозно расхохоталась Ленка. — Ты ненормальный! Я ничего не крала!
— Давай, давай… рассказывай сказки…
— Развяжи меня сейчас же!!!
— Прощай, — с искренней болью в голосе сказал я и пошел в сторону своего одинокого убежища.
Еще долго в мою широкую спину летели крики и проклятья. Но я был твёрд, как базальт. Я ни о чем не жалел. Это был единственный правильный выход. Убить ее и разделать на тушенку я не имел права. У нас ведь был секс.
Много секса…
Да ей ничего и не грозит. Кто-нибудь проедет по трассе и снимет эту дуру с веревки. Девка она с нормальной внешностью— не пропадет. Максимум по кругу пустят, да и все. От этой шальной мысли я чуть не взвыл в тоскливую высь неба. Пусть будет так.
Я увеличил скорость шага, чтоб поскорей забраться в Схрон и напиться. Я буду пить, как поганая свинья, жрать пельмени и стрелять в потолок из револьвера, блядь!
Блядь!
Револьвер!
Где он, блядь?!
Мой револьвер пропал! Неужто я такой растяпа и обронил его в пути? Но как его теперь отыскать, уже прошел столько километров!
Совершенно убитый отчаянием и тоской я добрался до двери убежища. Устало снял с плеча Сайгу. Как горько возвращаться в пустой остывший без женской ласки Схрон… Я с грустью толкнул дверь и чуть не охренел!
Горит свет. За моим столом сидят трое. Что за охуевшие ублюдки? Открыта водка и несколько банок тушенки. Видно, что они тут давно хозяйничают. Когда я вошел, гады дернулись, а до этого с интересом вертели в своих поганых ладонях мой револьвер.
Глава 29
Их всего трое. А патронов в моем карабине гораздо больше.