- Я хочу знать!
Внезапно она взрывается и подается вперед. Пальцы Кэсси сжимаются в кулаки, и на коже проступает синева вен. Она дышит часто и громко, будто разъяренный буйвол. Шрам на лице проступает белой уродливой нитью, и это выглядит еще более устрашающе... и отчаянно.
- Как давно ты следил за мной?!
Миллинтон выдыхает. Он снова берет бокал, вертит его перед лицом, старательно разглядывая узоры, чтобы не встречаться с разгневанным взглядом Кэс.
- Отвечай, - рычит она и делает еще шаг вперед. - Как давно вы следите за мной?
- С тех пор, как ты вернулась из Японии.
- Как?! Как ты мог, черт побери?
- А как ты могла уйти? Тебе было шестнадцать! Я мог спокойно отпустить свою единственную дочь?!
- Ты мог! - кричит Кассандра так громко, что у меня звенит в ушах. - Я никогда не была твоей дочерью, тебе не было до меня никакого дела!
- Как ты можешь так говорить, Кэсси?
Выражение лица Миллингтона становится мягче, и я уже вижу, как дрожит его подбородок. Поворачиваю голову, и вижу, как молниеносно Кассандра меняется в лице, отворачивается, закрывая лицо руками, тихо ругается себе под нос и беззвучно всхлипывает.
- Мы никогда не были тебе нужны, - шепчет Кэсси. - Тебе нужны были только мамины деньги и... она, эта женщина. Ты никого кроме нее не любил, ты был не способен любить!
Я чувствую все то, что чувствует она. Я вижу, как дрожит ее тело, и боль вонзается в мою кожу. Я вижу, как ее душат слезы, и больше не могу дышать. В виски вступает тупая ноющая боль и разрывает мою голову на части. Я не могу думать. Комната, огромная комната со светлыми стенами и золотистыми шторами, черными кожаными диванами и столиками из красного дерева, все это превращается в центрифугу, краски смешиваются, крутятся, крутятся, крутятся, пока не становятся единой черно-коричневой жижей, заполняющей всего меня изнутри.
Кассандра срывается с места и бросается вон из комнаты. Я протягиваю руку, чтобы ее удержать, но не успеваю: вместо этого я падаю на пол, теряя равновесие, и встречаюсь лицом с черно-коричневым ковром, от которого пахнет вином и химическим раствором для чистки. Это темное пятно становится финальной точкой в моем восприятии, и я уже существую отдельно от своего тела и остаюсь наблюдателем.
Я вижу, как упираюсь в пол руками и приподнимаюсь. Миллингтон оказывается рядом, помогает мне встать на ноги и усаживает на диван. Все перед глазами покрыто мутной пленкой, голоса раздаются откуда-то издалека, он протягивает мне стакан, я отталкиваю его инстинктивно, не знаю, что там, но Чарльз настаивает. Вода, просто вода. Осушаю весь стакан и прошу еще: внутри меня настоящая пустыня.
Я вижу, что его губы шевелятся, но у меня закладывает уши, и не могу думать ни о чем, кроме этого. Закрываю глаза. Проваливаюсь в яму. Я знаю, что там, на ее дне. Там клон.
Он такой же, как я, но намного сильнее. Он и есть я, завладевает моим телом прямо сейчас, а моя настоящая суть жмется в углу пещеры без сил и былой мощи. Я проигрываю. Проигрываю в очередной раз.
- Доминик, - голос не имеет образа, но у него есть цвет и запах. Он льется бордово-красными полосками, они похожи на перья. Они пахнут ягодами. Я знаю этот запах, аромат Софи, который всегда был с ней, как и алые пряди в волосах. Голос льется и преображается, а я все еще не могу дышать.
Я бросил ее, бросил.
Я мог бы быть с ней всегда, мы могли бы просыпаться вместе каждое утро и бороться со Штаммом тоже вместе. Мы могли бы сходить с ума и копаться в руинах, пытаясь найти правду, но я предал ее. Сбежал, как последний трус.
- Доминик.
Это больно. Ты делаешь мне больно, понимаешь? Пожалуйста, молчи!
Но голос внутри головы не умолкает. Он зовет меня снова и снова, потому что знает, что я вернусь. Я хочу вернуться и найти ее. Я верю в то, что где-то на другом конце мира она тоже ищет меня.
- Доминик!
Открываю глаза и слышу, как Миллингтон снова и снова повторяет мое имя. Я не знаю, сколько прошло времени и что произошло со мной, но Кэсси уже сидит на другом диване, опустив голову на руки. Чарльз сидит рядом со мной и трясет за плечи, и тогда я окончательно прихожу в себя.
- Что случилось? - язык немеет, и я едва ли могу провести им по зубам.
- Ты потерял сознание, кажется.
- Штамм...
- Нет, Ник. Это уже не Штамм.
Поднимаю руки и сильно тру глаза, прежде чем уставиться ими на доктора. Он тяжело вздыхает и опускает взгляд. Берет со столика еще один стакан воды и снова протягивает его мне, и я вновь осушаю его за секунду.