Чарльз Миллингтон, ученый с мировым именем, не раз курировал подпольные проекты по воздействию на подсознание человека и создание так называемых «искусственных» людей - детей из пробирок. Одна неудача за другой - ни один эксперимент не привел к нужным результатом, но следствием стала сеть лабораторий, распространившаяся по всей стране. Корпорация IDEO Миллингтона, поддерживаемая крупной нефтяной компанией деда Кассандры, разрослась до немыслимых размеров. Ее символом стал нарцисс в каменной ладони, и отныне его можно было увидеть на многочисленных таблоидах и лекарственных препаратах: одним из проектов IDEO была крупная фармацевтическая фабрика.
Помимо лабораторий и фабрик Миллингтон владел так же несколькими частными больницами и спонсировал детские приюты. «Бердсай», штат Монтана - интернат под крылом Чарльза, в котором вырос я. Он располагался загородом, на каких-то целебных источниках, где вся еда и вода обладала каким-то особым привкусом. Привкусом экспериментальной «вакцины». Дети, выросшие здесь, стали частью эксперимента, их готовили к будущей эпидемии уже тогда.
Дети, выросшие в этом приюте не уязвимы физически и... морально. Нас воспитали почти как солдат, и некоторые из нас стали солдатами.
Коннор.
Это имя для меня созвучно с криком хищной птицы с маленькими зоркими черными глазами. Эгл - назвал он себя, и это уж больно походит на «Eagle» (*англ. орел), что не так далеко от правды. Большой мерзкий жирдяй вырос и стал накаченной машиной для убийств. И мы еще встретимся, я чувствую это.
Маргарет предвидела все это с самого начала. Мы, дети этих сумасшедших родителей, начали свою войну и свое противостояние. Они хотели создать новое поколение, обрекли нас на борьбу с вирусом, и сколько времени уйдет на то, чтобы понять его?
Вакцина не подействовала на меня ни десять лет назад, ни сейчас. Мое тело продолжается бороться со Штаммом, отчего я схожу с ума. Миллингтон прав, это похоже на шизофрению, но иногда мой мозг просто отключается, и потом я просто не помню, что делал в определенный момент. Я могу творить ужасные вещи, но никогда не вспомню об этом.
И все же, по мнению Чарльза, Штамм преобладает во мне сейчас, но он не умеет чувствовать, не знает, как обращаться с людьми, несет бред и похож на невоспитанного ребенка. Его преимущество - в теле, но не в разуме. Тот ученый, каким я был много лет назад, уже умер, и теперь мысли путаются в моей голове, потому что сознание Штамма не может их усвоить. Мозг блокирует развитие вируса.
- Вы понимаете, что произойдет, когда Штамм окончательно приживется в человеческом теле? - восклицает Миллингтон. - Это лекарство от всего, панацея, залог бессмертия.
- Но какой ценой? - выдыхает Кэсси.
- Люди все равно будут умирать и убивать друг друга безо всякой эпидемии. Штамм дарит нам надежду на спасение. Мы не смогли сделать человека неуязвимым, но что если сможем сделать неуязвимый вирус человечным? Что тогда?
«Хаос», - мысленно отвечаю я, но вслух не говорю ни слова.
Миллингтон тоже замолкает и переводит взгляд с меня на Кассандру, потом снова на меня. Он ждет от нас чего-то, но наши лица остаются каменными.
- У меня для вас задание, - сухим голосом и приказным тоном говорит он.
- Я не работаю на тебя, - отчеканивает Кэсси.
- Если выполнишь его, можешь жить, где хочешь и как хочешь. Я больше тебя не потревожу, но мне нужен хороший солдат.
- Неужто ты признал бойца в смазливой дочке?
Миллингтон грозно косится в ее сторону и пропускает слова мимо ушей.
- Вы двое должны отправить на Аляску и найти Изабель Мэд. В целости и сохранности доставить ко мне.
- Для ваших людей не проблема привезти сюда девчонку.
- Кэсси действует силой и по необходимости. Доминик, твоя цель - первоочередная. Ты должен убедить Изабель в том, что я тебе рассказал. Она должна понять действие Штамма и встать на мою сторону. Это крайне важно.
- Что в ней особенного? - шикаю я.
- Вирус растворился в ее теле. Она и есть тот сверх-человек, о котором грезила Маргарет.
Глава 7. Savanto
Она меня ненавидит.
Частое дыхание в трубке обрывается на гудки, и я сползаю на пол, чувствуя, как все тело бьет дрожь. Холодно, очень холодно.
Софи никогда меня не простит.
Мысли путаются в голове, создают такую плотную сеть хаотичных переплетений, что мешает мне дышать, парализует меня. Все движения теперь выходят резкими, обрывочными, такими отчаянными, что хочется провалиться сквозь землю.
Хватаю телефон и набираю номер Софи снова. И снова. И снова.
Долгие гудки раздражают, совершенно выбешивают, выводят из себя. Сколько бы раз я не набирала ее номер, Софи больше не берет трубку и не желает меня знать.