Я не хотела покончить с собой - если бы хотела, то сделала бы это намного быстрее, но я должны была пройти испытание. То, что мне когда-то показала Маргарет.
Иду вдоль стены и замираю на середине противоположного жилому отсеку коридора. Смотрю на руку, поднося его в область света лампочки: рана покрылась темной коркой запекшейся крови. Рука функционирует нормально, но боли я не чувствую. Совершенно никакой.
Под ногами пробегает крыса, задевая меня длинным хвостом, и я даже не вздрагиваю - смотрю ей вслед и внезапно срываюсь с места. Бегу в запретную темноту, откуда доносится крысиный писк.
Когда я проваливаюсь в черноту стен, цепляюсь руками за холодный кирпич и быстро иду вдоль темноты. Приходится повернуть направо, и здесь пропадает последний источник света, я остаюсь один на один с неизвестностью.
Шарю свободной рукой по карманам спортивных брюк, достаю маленький магнитный ключ от тренировочного корпуса и переключаю миниатюрный рычажок сбоку от него: загорается фонарик. Совсем небольшой источник света, но достаточно мощный, чтобы я могла увидеть то, что лежит у меня под ногами: крысиные экскременты, огромные клочья шерсти, черно-бордовые пятна на темном бетоне. И я продолжаю идти дальше, не чувствуя страха.
Внутри меня не дрожит ни единая ниточка - все они оборваны, все нервные окончания перекрыты чужим сознанием. И я протягиваю руку с лучом света вперед, натыкаясь им на прутья решетки: дальше путь перекрыт, а решетчатая дверь заперта на замок. Опускаю луч фонаря вниз и предвкушаю, как все вот-вот сожмется внутри, но ничего не случается. Ни страха, ни паники, ни желания убежать.
Вместо этого я опускаюсь на корточки и оказываюсь еще ближе к страшной картине. Между прутьями решетки лежит труп большой бело-серой крысы. Ее голова неестественно вывернута, плоть уже постигла участь разложения. Провожу лучом фонаря еще дальше и вижу, что за решеткой лежит еще несколько маленьких крысиных трупов: очевидно, что это была крыса-мать и ее дети. И все они - чудовищно мутировавшие. От ужасающих размеров взрослой крысы до врожденных уродств ее детей - все это выдает действие штамма. Я окончательно убеждаюсь в этом, замечая на их коже характерную желтую сыпь.
Вздыхаю и отвожу луч света в сторону. Запах трупной гнили пробивается в нос, и я отворачиваюсь, дышу через рот и не спешу уходить. Внешне остаюсь так же спокойна, как и прежде, но меня выдает колотящееся сердце. Внутри все горит.
Крепко зажмуриваюсь и снова шумно выдыхаю. Внутри больно, сыро и холодно, как и снаружи. Меня начинает трясти, и тогда я снова открываю глаза, перевожу луч фонаря на крысиные трупы и вижу, как два красных глаза-бусины смотрят на меня пристально и изучающе. Мне хочется отпрянуть, закричать и убежать отсюда, но я остаюсь на месте, и белый крысенок тоже не двигается. По одному лишь взгляду он кажется умнее всех своих собратьев, которых я когда-либо видела прежде.
Совсем маленький, с гладкой и ровной шерстью, здоровый и смышленый, он быстро перебирает лапками, подбегает к трупу большой крысы и сворачивается клубочком около нее. Опускает голову и все еще смотрит на меня. Не могу сдержать удивления, ведь я даже не знала, что крысы умеют так делать.
И тогда я понимаю все. Понимаю, что вижу перед собой самое одинокое существо во всем мире этой подземной канализации. Я понимаю, что природа нарочно сделала его таким. Убила всю его семью, изуродовала братьев и сестер, но его оставила сильным. Единственным, способным противостоять вирусу.
Меня трясет намного сильнее, и сильно мерзнут руки. Я убираю фонарик назад в карман и медленно бреду вдоль стены назад, к свету. Я не хочу рушить его мир своим присутствием, но когда выхожу в большой коридор, замечаю, что крысеныш бежит за мной. Когда я останавливаюсь, он останавливается тоже. Все смотрит на меня, будто пытается что-то сказать.
Опускаюсь на корточки и протягиваю руку вперед. Абсурдно, глупо, неоправданно храбро. Касаюсь указательным пальцем шерсти на его вытянутой мордочке, и в голове не возникает даже мысли о том, что грызун может запросто меня укусить. Вместо этого мы внимательно изучаем друг друга и я так же медленно убираю руку.
Последнее, что я понимаю сегодня: наше поколение обречено.
Но мы еще можем спасти следующее.
***
Кассандра считает меня сумасшедшей. Кажется, она меня даже боится, нервничает во время тренировок. Я чувствую свою вину. Я поступила эгоистично, безумно и сумасбродно, но эксперимент удался. Я все еще жива.
Проходят недели тренировок, и я уже не чувствую боли в мышцах. Вообще ничего не чувствую. Руки и ноги наливаются сталью, тело напряжено постоянно. Мы с Кассандрой перешли на спарринг, и хотя я всегда проигрываю, чувствую, что это ненадолго.