Девочка-вирус, не человек и не животное. Существо на грани эволюционного взрыва.
И тогда я говорю самую абсурдную вещь, что приходит в мою голову:
- Когда война закончится, мы просто не выживем.
Мама гладит меня по голове, но не отрывает взгляда от экрана.
- Почему ты так думаешь?
- Я не имею в виду тебя, папу, Алекса. Мы - это такие, как я и Роджерс. Неуязвимые, «универсальные солдаты», как сказал Миллингтон. Мы можем сделать то угодно, выдержать любую боль, но мы любить не умеем, мама. Мы не умеем сочувствовать, сопереживать, защищать, отдавать себя другим без остатка. Мы лишь боимся и защищаем самих себя.
Закрываю глаза и так резко поднимаюсь с дивана, что кружится голова. Разворачиваюсь в сторону двери и вижу, как за ней мелькает какое-то движение. Я знаю: Роджерс слышал мои слова, и он понял меня. Мама не поняла, но Ник знает, о чем я говорила. Эту пустоту можно лишь чувствовать внутри себя, ее не опишешь. Как дно какой-то невероятно глубокой ямы, в которую мы летели все эти годы.
***
На следующее утро я снова жду приезда Алекса, но он задерживается. Несколько часов мучаюсь от безделья, передвигаясь от одной стены к другой. В сотый раз делаю комплекс простых упражнений, приседаю и качаю пресс, делаю растяжку, мурлычу что-то из попсовой музыки себе под нос, но ничего не происходит.
Ничего не происходит и тогда, когда я заканчиваю очередной пирог, уборку и планку, когда выношу мусор и оглядываюсь по сторонам. Когда вдалеке показывается автомобиль, я замираю и смотрю, как он приближается к дому и останавливается прямо около меня. Мое сердце бьется часто-часто, но из автомобиля выходят Миллингтон, Роджерс и Кассандра.
Я недовольно выдыхаю и опускаю взгляд.
- Не рада меня видеть? - салютует мне Кэс, которая, кажется, находится в хорошем расположении духа.
- Рада, но ожидала немного другого, - грустно выдаю я.
- Будешь смазливым голубоглазым красавчиком, тогда Иззи обратит на тебя внимание, - усмехается Роджерс, и я пытаюсь испепелить его взглядом, но ничегошеньки не выходит, Ник и ухом не ведет, проходит мимо меня и скрывается в доме.
Я стою на улице еще несколько минут и смотрю на дорогу, храня в глубине души маленький комочек надежды. Он пульсирует и набухает, но никак не хочет превращаться в реальность. Когда становится нестерпимо холодно, возвращаюсь в дом и нахожу там Кассандру, что уже уминает второй кусок моего пирога.
- Ну и? - спрашиваю я, скрещивая руки на груди.
- Что?
- Что тебе сказали?
- Что в моем чреве живет существо.
Закатываю глаза, а Кассандра смеется.
- Не могу представить тебя в роли матери.
- Ты не поверишь, я тоже не могу!
- Что ты решила?
- Насчет чего?
- Ну... насчет ребенка. Будешь рожать?
Она смотрит на меня так удивленно, что кусок пирога смачно валится на стол.
- У меня нет выбора. Изабель... ты понимаешь, что это? Что такое жизнь, что такое смерть? Мы не можем вмешиваться в порядок вещей, иначе хаос постигнет нас самих, понимаешь?
Я качаю головой. Кэсси опускает взгляд.
- Ты ничего не знаешь о моей жизни, - ее голос становится таким тихим, что мне приходится сесть рядом, чтобы слышать то, что она говорит. - Я была самодовольным, грубым, наглым человеком. Я забирала все самое лучшее, я не любила терпеть поражения. Я их вообще не терпела. Ты... ты когда-нибудь видела умирающего человека? - спрашивает она и смотрит мне в глаза. В ее взгляде слишком много боли.
Я медленно киваю.
- Да.
- Я убивала людей. Я... я калечила людей, и мне это доставляло удовольствие, понимаешь? Я чувствовала силу, видя чужую слабость. Последние несколько лет я была такой паршивой сукой, которые вообще не имеют права жить. Но я жила, потому что кроме мятежников у меня не было дома. Несколько лет я... я спала с Эглом, терпела унижения и побои, лишь потому, что думала: он крут. Считала его учителем, надо же, какой крутой чувак: научил меня быть жестокой, бездушной тварью. Он подонок, Иззи. Я рада, что он сдох, потому что такие... просто не должны жить. Это пробел в эволюции, угроза всему человечеству.
Она сглатывает комок и молчит несколько секунд. Отводит взгляд, берется руками за голову и упирается локтями в стол.
- Если бы не Роджерс, я бы не была здесь. Это так странно, - Кассандра усмехается, - я слышала о нем те легенды, что блуждали среди мятежников. Такой непобедимый крепкий орешек, полубог, сверхчеловек. Что мы должны быть ему братьями и сестрами, и будет нам спасение, будет нам иммунитет и вечная слава. Так все говорили, но Эгл его на дух не переносил, его чуть ли не наизнанку выворачивало от упоминании о Нике. И когда его принесли, изувеченного, едва живого, я поняла, что нет. Все пустое. Он не полубог, не крепкий орешек и не герой. Но мне так не хотелось, чтобы он умер. Не знаю, почему, я... я ведь ни с кем там кроме Джея близко не общалась, да и тот меня изрядно бесил. Не знаю, почему я привязалась к Нику. С ним можно было поговорить, он понимал, все понимал. И нутром я чувствовала, твердо знала, что нужно помочь ему встать на ноги. Защищала его перед Эглом. Терпела грязные слова и мерзкие руки этого мерзавца на моем теле.