- Тогда она уже была беременна, верно? - я чувствую, как мое лицо горит. - У Маргарет должен был родиться сын.
Манн опускает взгляд и тяжело вздыхает.
- Да. Нику уже было несколько месяцев, когда мы с Адрианой начали встречаться. Мы хотели пожениться, но так и не сложилось. Мы столько всего упустили...
Манн сжимает переносицу пальцами и морщится. Он тщательно давит слезы, всхлипывает и резко поднимается со стула.
- Извините, - бросает мужчина и выходит из комнаты. После него остаются скелеты, торчащие из его личного шкафа.
Алекс смотрит на меня, и я не могу разобрать его чувства. Это и горечь, и непонимание, и боль, и злость, и все это смешивается в его пристальном взгляде, направленном на меня, и холод бьет под дых. Я делаю шаг к парню, протягиваю руки, пытаясь обнять его, но он перехватывает их и тяжело вздыхает.
- Прости, - шепчу я, и он трясет головой из стороны в сторону, морщась и надрывно дыша.
- Все нормально, - он кладет руки мне на плечи и больше не встречается со мной взглядом. Все нормально... я не видел его много лет. Слишком сложно теперь... переварить все это.
Я киваю. Странно, но теперь мы так хорошо понимаем друг друга. Брошенные дети сложных родителей.
Манн возвращается и смотрит на нас, грустно улыбаясь. Он снова садится на свой стул, и от него пахнет крепким табаком. Мы молчим еще несколько минут, а после мужчина продолжает свою историю:
- Когда родился Алекс, мы стали реже общаться с Марго, но с ней уже тогда творилось что-то странное. Она стала нервной, злой, много курила и постоянно пила какие-то таблетки. Нику было три или четыре года, и она совершенно им не занималась. А потом отдала его в приют. Марго навещала его там несколько лет, но потом резко перестала. Она говорила, что сын больше не хочет ее видеть, но постоянно справлялась о нем у директрисы интерната, и та говорила, что он настоящий гений. Способный ученик, отличник, увлекается наукой. Марго не спала ночами и корила себя за то, что не смогла стать ему матерью, и перед тем, как... - Манн запнулся, - перед тем, как покончить с собой, она написала Адриане письмо с просьбой устроить ее сына в лабораторию.
- Так Роджерс стал работать с Хранителями?
Александр кивает.
- Неужели она думала, что пристроив своих детей и лишив их голода и потребностей, она избавит их от страданий?! - восклицаю я, и что-то колит в груди. - Вы ведь были рядом с ней, неужели вы не могли ничего сделать?
Манн опускает взгляд.
- Нет. С Марго невозможно было что-либо сделать, она всегда была сама по себе.
Я хмыкаю и отворачиваюсь. Глаза начинает щипать.
- Бред... Какой-то бред...
Все внутри кипит. Я чувствую, как внутри меня извергаются вулканы, и лава хлещет по лицу. Как слезятся глаза и дыхание перехватывает: настолько горячо в горле. И больно. Боль растекается по телу вместе с кровью и циркулирует по венам, просачиваясь в мозг. Так мы с ней снова становимся единым целым.
Манн вздрагивает и снова поднимает руку, трет переносицу. Его лицо становится красным, глаза опухают, и длинные волосы беспорядочно торчат в разные стороны, смешиваясь с бородой. Такой большой человек становится похожим на ребенка, и я замечаю, что рука Алекса все еще лежит на моем плече, когда его пальцы непроизвольно впиваются мне в кожу.
Я терплю его боль и пытаюсь забрать себе, хотя знаю, что это невозможно.
- Если бы я мог что-то сделать, - Манн протяжно вздыхает и закрывает лицо руками. Только теперь я понимаю, что здесь и сейчас на нас троих приходится слишком много смертей тех, кого мы любили. Кого боялись потерять. Кого не могли удержать. И наш негласный клуб одиноких сердец перерастает в нечто большее, и я уже открыто глотаю слезы, меня трясет в объятиях Алекса, я хочу кричать и выть, но все звуки застревают в горле, не позволяя дышать.
Я ненавижу это чувство. Ненавижу мир. Ненавижу людей, которые умирают, добровольно отдаваясь смерти.
Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу.
И я не знаю, как жить с этим.
- Эти бумаги... - Я рывком отталкиваю Алекса и говорю таким скрипучим голосом, будто каждое слово приносит мне дикую боль. - Я даже не знаю, на каком языке они написаны. Думаю, вы должны понять.
Протягиваю документы Манну, и он скользит глазами по каждому из них, подолгу задерживаясь на некоторых страницах.
- Первые восемнадцать лет своей жизни я прожил в России. Эти письма написаны на русском, все трое из нас знали его в совершенстве, это было нашим секретом.
- Как же вы оказались здесь? - удивляюсь я.
- Я приехал учиться в университете по обмену и остался здесь надолго. После я отправился работать сюда, на Аляску. Ты же знаешь, что это место объединяет Россию с Америкой?