Стопки растут очень быстро в моей коморке, и я все реже выхожу на улицу. Читаю и ем консервы. Жду и заживляю раны.
Штамм больше не возвращается, как и последние воспоминания. Я не знаю, что стало с Джеем, Кэсси и Миллингтоном. Я приходил в дом Софи, и лишь еще раз убедился в том, что она сюда никогда не вернется.
У меня больше не осталось союзников.
Я хочу умереть.
Но продолжаю жить.
*** Плитка мостовой покрыта засохшей почерневшей кровью. Здесь я очнулся неделю назад. Перебрасываю ноги через перила и сижу здесь, смотрю на позеленевшую мертвую воду и жду чуда.
Я чувствую, что сегодня это произойдет. Оно должно рано или поздно случиться. Держу руку в кармане куртки, там, где спрятан пистолет с единственным патроном.
Шаги.
Мне кажется, что они - лишь плод моей больной фантазии, не более, но я ошибаюсь. Она реальна. Стоит за моей спиной.
Даже не оборачиваюсь, потому что в этом нет никаких сомнений. Она тоже молчит, но я слышу, как часто бьется ее сердце и как тяжело она дышит. Как будто давит слезы.
- С возвращением, Изабель.
Откидываю капюшон и оборачиваюсь. Смотрю в ее испуганные, непонимающие глаза и вижу свое отражение. Это были мои глаза всего полгода назад. Глаза кролика.
- Ник...
Она не может ничего сказать, я тоже не могу. И что-то происходит в тишине между нами. Как будто наши мысли на одной волне, интерферируют, усиливают друг друга, и мы оба знаем, что случится дальше, но не верим это.
Не выдерживаю. Взрываюсь. Падаю. Схожу с ума.
Срываюсь с места и оказывась прямо напротив нее на расстоянии меньше двух метров.
- Как?.. - она захлебывается в словах. Я испытываю дикое наслаждения, видя ее здесь такой шокированной и беззащитной, но еще мне хочется утопиться.
И мы оба не двигаемся с места.
- Всю свою жизнь... всю свою жизнь я не чувствовал ничего, кроме боли. Отчаяние. Одиночество. Страх. Я соткан из страха, Иззи. И теперь меня просто невозможно убить. Если бы я только мог умереть... если бы я только мог никогда не рождаться.
- Она любила тебя.
Я не понимаю, о ком она говорит. Смотрю в эти кроличьи глаза, которые загораются непонятным мне огнем. В них столько всего: страх, неверие, непонимание. Я чувствую себя, как будто во сне, в полудреме, где я десятки раз представлял себе это мгновение. А она другая. Без кроличьих глаз, но с волчьим сердцем.
И я должен ее убить.
Здесь и сейчас.
Я вздрагиваю и вырываю руку из под куртки, направляя на Изабель ствол пистолета. Холодный ветер хлещет по щекам, и она вся дрожит в растегнутой кожаной куртке.
В ее лице столько боли и страха, но она не плачет. В ее глазах столько ненависти и злобы, но она не сопротивляется мне.
Между нами единственное мгновение. Лишь выстрел. Но я не могу нажать на курок.
- Она любила тебя. Действительно любила тебя.
Пистолет в моей руке дрожит и ходит из стороны в сторону. Изабель медленно поднимает руку и достает из кармана свернутый листок бумаги. Я молча наблюдаю. Ее руки тоже дрожат.
Она протягивает мне пожелтевший документ и в голосе ее слишком много отчаяния:
- Смотри. Смотри же!
Я делаю шаг вперед, не опуская пистолета и читаю то, что написано на бумаге. Это свидетельство о рождении. Мое свидетельство о рождении. И в графе "мать" имя, которое обжигает мне глаза.
Маргарет Макалистер.
Я не могу дышать. Пячусь, и пистолет выпадает из рук.
Тайна, которую мне когда-то поведала Адриана... она была моей. Абсурд. Но все внутри взрывается и нет сил понять то, что тот человек, которого я так долго ненавидел всей своей душой, - моя родная сестра.
Я упираюсь руками в перила и чувствую адскую боль во всем теле. Сползаю на асфальт, пытаясь согреться, но озноб лишь усиливается.
Боли нет конца.
***
Я Доминик Роджерс. Муха.
И мне оборвали крылья.