Но у меня еще был шанс подняться.
Я была не одна.
– У тебя теперь есть ангел-хранитель, – сказала Мелисса, когда я очнулась. По ее щекам текли слезы, а в глазах играло небо. Как и во взгляде Алекса.
И все-таки это были те глаза.
***
Я вздрогнула, поежилась от боли в затекшей шее и открыла глаза. Посмотрела по сторонам, пытаясь сориентироваться во времени и пространстве, заметив лишь глубоко погруженного в себя Алекса. Машину тут же повело вправо, и мы остановились.
«Зачем?» – хотела спросить я и прижалась к окну, но с языка не слетело ни слова. Я еще не подавала голоса в своей новой жизни, существующей без вечного обмана. Просто еще не могла привыкнуть к этому.
– Нужно заправиться, – тихо сказал Скай. Его голос стал таким безжизненным, сухим, как будто слова безвозвратно покинули его вместе со всеми эмоциями. Я снова вздрогнула, не двигаясь с места.
Алекс открыл дверь с моей стороны и кивнул в сторону улицы. Я не взглянула на него. Смотреть в эти глаза, лживые и переполненные моей же болью – было выше оставшихся во мне сил.
Я была опустошена и озлоблена. Хотела кричать. Хотела ругаться, вырываться, колотить руками и ногами воздух и швырять тяжелые предметы. Хотела расплакаться, когда силы иссякнут и повиснуть на плече у Ская, утыкаясь носом в его рубашку и пачкая ее слезами. Я хотела снова отбиваться от него, ссаживая кулаки в кровь, если он попытается прижать меня сильнее. Я хотела убежать, так быстро, по дороге, по встречной полосе. Хотела выбежать на шоссе на своей самой огромной скорости, чтобы лоб в лоб встретиться с какой-нибудь фурой и умереть на месте под ее колесами.
Но я сидела в машине и просто не могла пошевелиться.
Я открыла в рот, шумно выдохнув и закрыв глаза. В горле засаднило, и пришлось откашляться из-за скребущейся в нем боли.
– Ты… ты кричала во сне, – тихо сказал Скай. Его голова была опущена, и я могла поглядывать на парня искоса, наблюдая за ним каким-то новым взглядом. Или же с новой точки зрения.
Наконец мне удалось собраться с силами и выбраться из машины. Затекшие ноги дрожали так же, как и все остальное от пронизывающего ветра. Куртка Александра, в которую я неосознанно куталась во время дороги, осталась в автомобиле и гордость взыграла слишком резко для того, чтобы вернуться за ней.
Я запрокинула голову, пытаясь сквозь серый смог разглядеть небо и усмехнулась:
– Боюсь представить, что же все-таки хуже: то, что моя настоящая сумасшедшая мать покончила с собой, или то, что мой настоящий сумасшедший папаша пытается меня убить.
Скай ничего не ответил.
Он стоял около автомобиля, приковав ко мне свой взгляд, чью истинную природу не получалось расшифровать: я все еще не могла смотреть ему в глаза. Поэтому сорвалась с места и быстрым шагом направилась к старенькой забегаловке рядом с бензоколонками.
Больно, невыносимо больно было внутри, и с каждым шагом что-то билось во мне, пытаясь вырваться наружу. Может, крик, может, сходящее с ума от горя сердце, может, что-то еще. Может, воспоминания и скорбь по утраченному родному человеку и предательству всех других.
Я не хотела об этом думать. Но разве память спрашивает о том, чего ты хочешь? Она хранит в себе все, не взирая на боль.
Я шла и шла вперед, но дверь в забегаловку оказалась заперта на висячий замок, а стекла были выбиты.
– Эй! – крикнула я, сама не понимая зачем, и заглянула внутрь через дыру в окне. – Есть кто?
– Здесь пусто, – раздался голос Ская за моей спиной, но я его проигнорировала. Отлипла от окна и обошла здание с другой стороны.
Это был огромный пустырь с крохотным деревянным строением и единственной бензоколонкой, настолько старой, что казалось, она стояла здесь со времен Холодной Войны. За одноэтажным строением располагался мусорный контейнер, наполненный до краев. Мусор отсюда не вывозили так долго, что образовалась целая маленькая свалка, от которой несло за сотню метров.
Я не хотела подходить ближе, но мои органы чувств всегда отличались особой интуитивной чувствительностью. В мусорном запахе гниющей еды и разлагающегося пластика я уловила знакомый тошнотворный позыв. Даже не удивилась тому, насколько быстро определила природу этого запаха и насколько холодно отнеслась к своей находке.