Флатхед был единственным порталом в прошлое, и я пообещала себе, что никогда не нырну в него с головой.
Когда от холода я уже не чувствовала рук, поднялась на ноги, все еще, будто под гипнозом, глядя в воду. Воздух здесь был особенный. Чистый, отшельнический, свободный. И мне впервые стало так спокойно, что вся моя жизнь до этого момента потеряла весь свой смысл.
Скай стоял за моей спиной. Я чувствовала, как его взгляд сверлит мне спину, я слышала его дыхание над моей головой. Близко. Кажется, он всегда оказывался намного ближе, чем хотелось мне, и это возвращало меня в реальность.
Я вздрогнула, почувствовав руки Алекса на своих плечах. С мягким усилием, он повернул меня к себе, чтобы посмотреть в глаза. Флатхед отражался в них, а они были отражением чистейшей воды Флатхеда. У меня перехватило дыхание.
«Пожалуйста, уйди, нет, не сейчас…» – существо билось внутри меня, но я не могла пошевелиться. Все тело похолодело и расслабилось, упав в клетку рук Ская. Я не могла им сопротивляться. Я не хотела.
В тот момент я впервые умерла.
А когда снова открыла глаза, была уже совершенно другим человеком.
***
– Я всегда буду рядом, – шептал Александр мне на ухо, прижимая к себе все сильнее. Сначала хотелось вырваться, потом – не вырываться никогда.
Когда Скай снова вел меня за собой, я больше ни разу не оглянулась на озеро Флатхед. Я знала, что стоит повернуть голову, посмотреть на переливающееся в волнах небо – и ты пропал.
Я смотрела исключительно себе под ноги, изредка поднимая голову и изучая в мельчайших деталях спину Алекса. Но идти было не так уже далеко, и когда я подняла голову в очередной раз, перед нами предстал небольшой деревянный дом. Дверь распахнулась, и я замерла на пороге, не в силах сделать шаг внутрь и посмотреть в лицо тому, кто ждал меня там.
Легкие сдавило отсутствие кислорода, и я поморщилась, давясь сухими слезами. Знать, что тебя предали – больно, но еще хуже знать, что им куда больнее от собственного предательства.
– Папа, – шепнула я, и Колин шагнул в мою сторону, расставив руки. О том, что мои колени подкосились, он узнал раньше меня и успел поймать опустошенное тело.
– Белль, малышка, посмотри на меня.
Я отвела взгляд, старательно сдерживая слезы.
– Мы виноваты, мы так виноваты… – его голова упала на мое плечо, и рубашка стала влажной. Папа плакал? Я боялась в это поверить, но это действительно было так, и тогда мои слезы полностью перешли к нему.
Мы стояли здесь, на пороге дома, цепляясь друг за друга, всхлипывая, давясь короткими словами и неоконченными фразами. Корчась так, что невозможно было понять, где, в конце концов, родитель, а где ребенок. Мы оба были безнадежно взрослыми. Мы оба были умирающими детьми.
«– Белль, – этот голос улыбкой отозвался из детства.
– Мама, ведь так звали принцессу из сказки, да? «Красавица и...
– ...и чудовище», – снова улыбка, – ты моя принцесса, – сказала она, чмокнув меня в лоб.
– И мое чудовище, – смеясь, отозвался папа, и мы втроем залилась смехом».
– Ты сможешь нас простить, Белль?
– Мне нужно время. Я хочу понять. Очень хочу понять.
Я выскользнула из отцовских объятий и шагнула в дом, который тут же окутал меня запахом сырости и гнилого дерева. Я замерла на месте, обдумывая слова, которые приходили на ум, и наконец обернулась:
– Я люблю тебя, пап.
– И я люблю тебя, Белль.
Больше мы не разговаривали. Я не отвечала на короткие фразы и реплики Алекса, вообще пропало всякое желание говорить с кем-либо. Я ходила по дому, изучая старые фотографии и корешки книг. Дом, точно так же, как и озеро, не смог вызвать в моей памяти никаких воспоминаний, на что Алекс выдал очередную ремарку:
– Несколько лет назад здесь было наводнение, дом отстроили заново. Теперь внутри все по-другому.
Я лишь кивнула и ушла в другую комнату.
Вечером, когда уже стемнело, и я сидела за стопкой книг у камина, Скай опустился рядом на пол, и мне впервые удалось выдавить из себя вопрос:
– Как долго мы пробудем здесь?
– Около двух недель.
– А что потом?