Но холодный ветер нес с собой и кое-что еще. Дым. Столбы дорожной пыли вздымались в небо и расплывались черными тучами, растворяя его бледно-синие лоскутки.
Я шла вдоль одной из главных улиц Нью-Бриджпорта, когда раздался вой сирен пожарных машин.
«Что произошло?» – с этим вопросом переступив порог дома, я все еще сомневалась в реальности происходящего.В гостиной загорелся экран, на нем – лишь рекламные банеры. Никаких сообщений. Я прошла на кухню, по дороге диктуя запрос голосовому поиску на планшете.
Замерев на середине фразы, я услышала, как из гостиной раздалось шипение чрезвычайной сети, и взволнованный голос диктора наперебой с помехами сообщил:
– Срочное сообщение! Только что в корпусе А-21 Исследовательского центра Глендейл на окраине Нью-Бриджпорта прогремел взрыв. Полиция сообщает, что есть пострадавшие и десятки людей еще находятся внутри: они не могут покинуть здание из-за охватившего его пожара. Родственники сотрудников, находившихся в лаборатории на момент взрыва, просим вас немедленно связаться со службой девять-один-один. Повторяю: только что в корпусе А-21 Исследовательского центра Глендейл...
Я замерла на пороге гостиной. На экране крутили кадры пылающего здания, а за окном раздавался нескончаемый вой пожарной сирены, отчего помутнение в моем разуме никак не рассеивалось.
Глендейл. Корпус А-21. Лаборатория, в которой работают мои родители.
Спустя несколько секунд я пересилила себя и потянулась к тумбочке, на которой лежал телефон. После пары долгих гудков в трубке послышался знакомый голос, который оказался не менее шокирован, чем мой.
– Изабель? Милая, ты в порядке?
– Мам, – в горле у меня пересохло, и голос стал хриплым, – в новостях...
– Да, милая, нам только что позвонили. Это... ужасно. Ума не приложу, что могло произойти. Там было столько людей... – помехи в телефонной трубке перекрыли мамин голос: нас разделяли две тысячи километров. – Изабель? С тобой все хорошо?
– Да, я в порядке, мам. Тут... тут говорят, есть пострадавшие, – фразе "...и погибшие" не удалось сползти с языка.
– Это ужасно, милая, просто ужасно. Нам звонили, но не сказали ничего существенного. Никто ничего не говорит.
– Папа с тобой?
– Да, пытается дозвониться Дэйву, – говорит, занято. Боюсь представить, что там сейчас творится. Даже... ох, будем надеяться на лучшее. Главное, что с тобой все хорошо.
Последняя фраза – ножом по сердцу.
– Мам?
– Да?
– Я люблю тебя, мама.
– Я тоже люблю тебя, милая.
– Позвони мне, если будут новости.
– Конечно, обязательно. Все будет хорошо.
Отбой. Странное ощущение. Я чувствовала себя абсолютно пустой и несуществующей. Будто во сне, зная, что никак не сможешь проснуться.
Все мое тело била дрожь.
Заставив себя сделать несколько шагов до кухни, я опустилась на диван перед экраном планшета и в ужасе застыла, не в силах прочитать дальше одной фразы:
«14:21:34. Оглашен список погибших».
***
15:10:00. Двадцать девять человек госпитализированы, под завалами найдено четырнадцать тел.
16:14:19. Обнаружено пятеро сотрудников, их состояние оценивается как крайне тяжелое. Найдено еще шесть тел. Общее число жертв на данный момент: тридцать четыре человека ранено, двадцать человек погибло.
17:40:29. Под завалами найден директор Исследовательского центра Дэвид Бойд и его помощник Валери Мендерес, сейчас они находятся в реанимации. Общее число жертв: тридцать шесть человек ранено, двадцать человек погибло.
18:07:00. Два сотрудника скончались в больнице. Найдено еще три тела. Общее число погибших: двадцать пять человек.
К концу того дня в моем горле засел совершенно сухой, непроглатываемый ком: дикий крик и животный страх. Это все имена. Десятки людей, которых я знала с самого детства, людей, которых видела каждый день, людей, у которых наши семьи собирались на праздники. Все они умерли. Все они оказались погребены под развалинами лаборатории, которой отдали десятки лет своей жизни. И ей было мало. Она забрала все. Дети сотрудников остались сиротами, и мне было страшно идти в школу, потому что я боялась встретить их там. Пустых, разбитых, скомканных, будто предсмертная записка, но не выброшенных за границы жизни.