То, что я увидела, сложно описать словом «ужас».
Плоть трупного зеленоватого оттенка со всеми следами разложения... Гноящиеся белки глаз... Зубы (о, Господи!) зубы были единственной человеческой частью в этом существе, но казались несоразмерно большими для усохшего «лица». Костлявые длинные пальцы тянулись вверх, чтобы снова скрыть свое уродство красной накидкой, но мои руки не позволили. Почему? Потому что я его узнала. Вечно голубые глаза смотрели куда-то глубоко в душу. Это был Александр Скай.
Мое сердце остановилось, ухнуло к пяткам и разбилось об асфальт.
Подскочив на кровати, я лихорадочно оглянулась вокруг: все та же комната, все то же утро. Мне не удавалось унять колотящееся сердце. Никакого «холодного пота», лишь сильнейшая дрожь, когда зуб не попадал на зуб, а пальцы не могли собраться в кулаки, – чувство жуткого страха и адская головная боль.
Дом вновь был пуст: ни малейшего шороха ни в одном из возможных направлений. Тишина вокруг показалась мне продолжением кошмара, а может, лишь его началом.
Пролежав в кровати еще около получаса, я, наконец, собрала силы и спустилась вниз.
На первом этаже дома, на кухонном столе, меня ожидала записка:
«Изабель, нам с папой нужно срочно уехать на какое-то время. Прости, дорогая, но ты уже большая девочка, и мы верим, что ты не будешь делать ничего, о чем потом можешь пожалеть. Будь осторожна. Целуем.
Мама и папа».
Дыхание снова перехватило. Вся дрожь и слабость вновь сконцентрировалась внизу живота и на кончиках пальцев. «О, Боже», – лишь страх и паранойя отправились блуждать по сознанию. Это и вправду было продолжением кошмара. Стоило ли вообще просыпаться?
В памяти вновь возник усмехающийся череп Алекса, и все внутри меня вновь сжалось в плотный комок.
Пожалуй, стоило.
Я боялась двинуться, уже думала, что в сжавшихся легких и не воздух вовсе, а призраки всех погибших за эти дни. Они будто витали вокруг меня, укоризненно бросали мертвыми плевками и медленно превращали мою жизнь в ад.
Должно было случиться что-то, что могло бы меня спасти.
Должно было снизойти озарение.
Должно было свершиться чудо.
И тогда зазвонил телефон.
Я взглянула на экран, надпись была короткой: «Софи». К слову, мало кто мог позвонить мне тем утром, поэтому я восприняла звонок лучшей подруги как манну небесную и спасение от скребущегося на сердце отчаяния.
– Алло?
– Хэй, Иззи! Мой самый лучший, самый любимый друг и товарищ! Как долго я не слышала твой чудный голос, и...
Я не без труда заставила себя сконцентрироваться на её смеющемся голосе.
– Софи, ты не ты без сарказма.
– И ты не ты без меня, Иззи. Спасай подругу.
Я закатила глаза и глубоко вздохнула: мне меньше всего хотелось лезть в чужие проблемы.
– От всей этой чертовой психоделики у меня трещит башка и ноет шея, – продолжала подруга, – вот я и подумала, почему бы не позвонить своей лучшей, – упор на последнем слове, – подруге. Как ты, детка?
Я продолжала жалеть о том, что подняла трубку.
– Ты не представляешь, насколько все дерьмово, Софи. Психоделики в моей жизни тебе не переплюнуть. Что случилось на сей раз?
– Ох, Иззи... В общем, если коротко, то мне нужно технично смыться из дома и как можно быстрее.
– Что? Опять? Кого ты, несчастная Джульетта, собралась осчастливить на сей раз?
– Да ну тебя, Из, я правда не могу больше здесь находиться. Мне кажется, моя maman стремительно сходит с ума.
– Что случилось?
– У нее синдром выявления во мне всех известных и неизвестных человечеству синдромов.
Индикатор страха в моей голове настороженно запищал.
– Так, а отсюда поподробнее.
– Сначала помоги мне свалить, а потом терпи мой треп. Жду тебя через пятнадцать минут, душа моя.
С Софи было трудно поспорить, а мне бы не помешала информация. Поэтому я сдалась.
Отбой. По-прежнему трясущиеся руки. «Что-то здесь не так», – единственная мысль промелькнула в голове.
А вскоре еще и навязчивая паранойя на пару с клаустрофобией.
***
– Снова через окно? Софи, ты теряешь оригинальность подхода, – усмехнулась я, помогая спуститься на землю альпинистке-неудачнице, которая так любила сбегать из дома именно этим способом.