– Знаешь, – тихо начала она, – после того как ты пропала, через несколько дней, я во второй раз сбежала из дома. Просто не могла больше терпеть. Все это, эти стены, они душили меня, и я ушла. Так же, как и раньше, через окно. Я шла по улицам и не видела людей. Я не понимала. Я ничего не понимала. У меня с собой не было телефона. Да, иногда я бываю полной идиоткой. Я шла к тебе домой, Из, мне был нужен хоть кто-то. Кто-то, кто постарается меня понять. Кто-то, кто сбежит вместе со мной. Хотя бы на час. Сбежит куда-нибудь в прежний мир. Я шла к твоему дому и увидела труп. Настоящий труп. Его обнюхивали бродячие собаки. Я жутко испугалась и побежала к тебе, но твой дом оказался пуст, и я не задержалась там. Там веяло смертью. Смертью, понимаешь? Понимаешь, как мне было страшно? Я ходила по городу час или два, потом завернула на мостовую. Там я нашла первого живого человека за все время моего "побега".
Он сидел на перилах моста, перевесив ноги через них, и смотрел в воду. Он был в темной куртке с капюшоном, но я все равно заметила, насколько сильная его била дрожь. Я подошла к нему сзади и не видела его лица. Это странно, но я так хотела остаться с ним, я хотела удержать его, я хотела спасти его. Я не понимала, почему. Не знала, что такое бывает. И мне было все равно, мне не нужен был этот мир. Мне нужен был человек. И он начал говорить, – по щекам снова Софи поползли слезы, словно змеи, готовые вот-вот укусить, – он не назвал своего имени и не показал своего лица. Его хриплый голос говорил о том, как порой ненавидит свою жизнь. И о том, как тяжело ему с ней расстаться. Он говорил о том, как чувствует, что этот червяк, этот штамм грызет его изнутри, и иногда ему кажется, что вирус уже поселился в его мозге, что он и вирус – уже одно целое, и если убить одного из них, то погибнет и другой. Знаешь, с каждым его словом я понимала, что внутри у меня та же хрень. И я сказала ему, что убить себя – не выход. Что можно научиться с этим жить.
Я села рядом на перила, заглядывая в воду и думая: «а правдивы ли мои слова?». Я долго копалась в своей голове, Иззи, а очнулась от слов этого человека: «Это ты можешь с этим жить. Это ты должна жить». И тогда он ушел. Натянул капюшон пониже на лицо и ушел. А я вернулась домой. Я пришла на мостовую на следующий день, и он все еще был там. Мы встречались еще два раза, и я наконец-то перестала чувствовать себя одинокой. И я говорила с ним, я могла говорить с ним часами. И только с ним. Меня тошнило от излишней опеки мамы, меня тошнило от кряхтения этого чертового умирающего мира, меня тошнило от людей и от их отсутствия. А он все приходил туда. Тупо сидел на перилах мостовой и смотрел в воду. Он словно был на грани жизни и смерти. Это был его выбор: прыгнуть вниз и умереть или слезть с перил и вернуться к жизни. Ему нужно было оказаться на грани для того, чтобы снова выбрать жизнь. И я поступала точно так же. Мы просто не позволяли друг другу прыгнуть.
У меня не осталось слов для того, чтобы поддержать Софи. Словно ее боль, не вся, но частично с каждым вздохом переходила ко мне и обездвиживала.
– Он не мог предать, – закончила подруга. – Я никогда не поверю в это.
«А я верила», – закричало что-то внутри. Я чувствовала то, что рассказывала Софи, совершенно четко представляла картинку заботы и молчаливого понимания, но так же я видела того Роджерса, который говорил со мной. Который ухмылялся своим загадкам и бросал меня посреди Нью-Бриджпорта совершенно одну. В нем как будто жило два человека, две совершенно разные личности, одна из которых любила и дорожила Софи, а другая – ненавидела весь мир.
И я подумала: «А правду ли сказала Бэру?». Есть ли сознание у Штамма, и может ли он стать человеческим альтер-эго, сподвигнув его на совершенно жестокие и безумные поступки? Что чувствовал Роджерс, когда его сознанием управлял кто-то другой?
И еще я подумала о том, что каждый из нас делает тот выбор, о котором говорил Ник. Слезть с перил или прыгнуть вниз. Каждый день. Каждую секунду.
Затрещала рация, и Монтеро что-то пробурчал в нее своим басовитым голосом. Еще несколько минут он говорил с неизвестным мне собеседником, а потом отключился и кинул скорее нам с Софи, чем Алексу:
– Рыжая, башковитый и чокнутый в безопасности, у них же твоя мать, – сказал он, указав на Софи. – Скай попросил высадить тебя, – на сей раз от ткнул в меня, – и его на парковке, так что готовься. Кота заберешь с собой, – Теро вновь оскалился в усмешке, – не нужны нам тут лишние гадильщики, своих хватает.