В комнате, выделенной для заседаний комиссии, стоял длинный полированный стол красного дерева, благоухающий воском. Из-под высокого потолка на вошедших неодобрительно взирали портреты давно почивших в бозе слуг общества. Холланд обратился к повестке дня:
— Мне представляется, что сегодня мы вряд ли сумеем выработать окончательное решение. Предлагаю для начала сравнить заключения каждого члена комиссии, с которыми вы все успели предварительно ознакомиться, не так ли?
Он обвел собравшихся взглядом, и каждый кивком выразил свое согласие.
— Если позволите, я резюмирую эти точки зрения, — продолжал директор. — Доктор Слейтер заявляет с полной определенностью, что отказало вычислительное устройство и что катастрофа произошла по этой причине. Вы, мистер Хинтон, придерживаетесь противоположной точки зрения, а именно что отказ одного узла не мог привести к столь серьезным последствиям и что, по вашему мнению, — он посмотрел в текст и процитировал, — «при разработке системы в целом не было… мм… предусмотрено достаточных гарантий безопасности».
Хинтон сверил текст по своему экземпляру и вновь кивнул.
— Ваша, мистер Эзертон, точка зрения, насколько я могу судить, аналогична точке зрения мистера Хинтона…
— Ничего подобного, — вмешался Эзертон. — По-видимому, я выразился не вполне ясно, но я придерживаюсь того мнения, что сама идея проекта не подверглась необходимой проверке, даже в исходных данных проект был чрезвычайно, непозволительно рискованным…
Эзертон говорил темпераментно, со страстью, за толстыми стеклами очков угадывалась недвусмысленная враждебность. И хотя лицо его оставалось спокойным, внимательный наблюдатель не мог не почувствовать, что стереть молодого ученого в порошок доставило бы Эзертону буквально чувственное наслаждение.
Холланд ответил мягко, без нажима:
— Совершенно верно, в вашем заключении, мистер Эзертон, именно так и сказано. Ну, а вы, профессор Старр, насколько я понимаю, пришли к выводу, что отказ одного узла повлек за собой, так сказать, цепную реакцию, связанную с неустойчивостью, присущей системе доктора Слейтера в целом. Правильно я формулирую?
Старр заговорил отрывисто, тщательно взвешивая слова. Глаза его при этом приняли сосредоточенное, созерцательное выражение.
— Да, в определенной степени так. Но в деле еще слишком много неизвестных. Я довольно подробно беседовал с доктором Слейтером, и, насколько могу судить, на данном этапе он принял достаточные меры предосторожности против локальных повреждений. Во многих звеньях системы отказ любого элемента вызвал бы автоматическое переключение на дублирующую цепь…
— Но в данном случае этого не произошло, — вновь вмешался Эзертон. — Отказала одна логическая ячейка, а в результате полнейший хаос и, смею добавить, семь смертей.
— Что вы скажете на это, доктор Слейтер? — осведомился Холланд.
— Мистер Эзертон прав. Дублирование этой ячейки предусмотрено не было.
Эзертон не замедлил воспользоваться благоприятной возможностью:
— Интересно, почему же?
— Потому что нас в письменной форме заверили, что вероятность отказа данного компонента бесконечно мала; мы попросту не могли дублировать все цепи до единой — это было бы немыслимо дорого.
— Мистер Хинтон, далеко ли продвинулась экспертиза?
— Компьютер доставлен на испытательный стенд. К настоящему времени установлена неисправность одного логического звена.
— Стало быть, неисправность обнаружена в самом компьютере?
— Да, одна из цепей оказалась замкнутой, однако…
— Но вы уверяли, — прервал его Слейтер, — что этого произойти не может!
— Нет, это вы уверяли, что отказы отдельных блоков для вас несущественны, даже если они произойдут.
— Неправда! Я говорил лишь, что эта цепь резервируется, но только на непродолжительное время…
Вспыхнув от ярости, Хинтон выдернул из своей папки письмо:
— Вот! Вы сами пишете здесь — письмо от десятого августа, — что соглашаетесь на предложенные нами характеристики вычислительного устройства и что — я цитирую — «внесете соответствующие изменения в систему контроля»!