И все же, хотя мы постепенно переходим на полностью ручной труд, свободного времени у нас ужасающе много. От этого не прекращаются самоубийства. Раза два в месяц они происходят непременно. Это не считая умирающих естественной смертью. Утро начинается с простукивания дверей, откуда никто не вышел. Иногда оказывается, что хозяева прихворнули или проспали, а иногда их запихивают в мешок и везут на погост. Мешков много, их произвели еще десятилетия назад и они хорошо хранятся. А дерева жалко. Дерево мы свозим отовсюду — доски со складов, заборы брошенных домов, мебель из пустых квартир. Это пойдет на топливо. Мы не так уж плохо подготовились.
Все равно мне непонятно, зачем я живу. Давным-давно приходилось читать книгу о человеке, жившем в Германии в сороковые годы. Когда его сына убили на фронте, он начал делать антиправительственные листовки, попался, и его приговорили к гильотине. Некий доброжелатель передал ему ампулу с цианидом, герой не применял ее слишком долго, потому что хотел досмотреть до конца, как это — быть приговоренным к казни. Похоже, я тоже просто досматриваю спектакль. Кстати, тот герой ампулу потерял и его-таки гильотинировали.[2]
Книгу надо попробовать найти, если она есть. А то их и на растопку пускали. С криками, истериками: «Да кто теперь будет это читать!». Нашлись активисты, которые отстояли право библиотек на существование, пока жив последний человек.
От безделья книги и выручают, и нет. Они рассказывают о прежней, нормальной жизни, которую мы забыли. Многие ли помнят себя в детстве? В том, которое помню я, уже не было детских колясок и малышей в песочнице. Правда, мы тогда свято верили, что это ненадолго.
Сейчас многие пишут. Без особой надежды, что кто-то это прочитает, ведь кто бы ни наследовал Землю, вряд ли он поймет наш язык. А, может быть, и никто не наследует никогда, но если это помогает людям не сойти с ума — пускай. Так же и капсулы времени могут не пригодиться. Но они дают иллюзию полезной деятельности. Так что пишу дневник и я. Я, правда, понимаю, что делаю это для себя. Но все равно сейчас нет новостей, газет, пусть будут летописи, что ли…
Разочарование с антидотом подкосило не только меня. Все посвященные (а посвященных оказалось полно) ходили, как пришибленные. В общем-то, тот безымянный старик не соврал. Находка позволила узнать немного больше о вирусе (Семен упорно называет его бактерией), как он появился, как вырвался из-под контроля. Хотя полной картины мы не узнаем никогда.
Вирус, который содержался в найденном хранилище, должен был быть не столь вирулентен, как он проявил себя сорок пять лет назад. Наверное, от этого должно быть легче. Что готовили для нас не всеобщую смерть, а только… Ну, я даже не знаю, как это назвать.
Кое-что еще до исчезновения сети, даже до понимания, что мир обречен, накопали хакеры. Получалось, что ратоньеру собирались применить в странах третьего мира, население и экономика которых стремительно росли. Запугивать ею и так перенаселенный Китай или Европу, где женщины не стремились рожать детей, было не столь эффективно. Но как-то вирус вырвался на свободу не там, где рассчитывали, мутировал и лавинообразно распространился по всему миру.
Может быть, где-то кому-то успели сделать прививку. Я не знаю. Ходят упорные слухи, что радиолюбители иногда, но с завидной регулярностью, слышат, как по радио переговариваются молодые голоса. Однажды якобы такой голос отчетливо сказал: «what does it take to kill them?».
Только, конечно, первоисточник не найти. Все клянутся, что слышали эту историю от кого-то.
А радио мы слушаем все реже. Во всем мире примерно одно и то же, где-то немного лучше, где-то хуже. Рассказывали, в Новороссийск недавно заплывал корабль из целой Канады. Моряки совершили последнее кругосветное путешествие. Что сказать, молодцы ребята. То есть, старики.