— Откуда?
— Места надо знать. Если что, поделюсь, не переживай. Если положение совсем уж безвыходное будет.
За плоскогорьем шла узкая длинная песчаная коса. Яркие краски степи и темная почва плоскогорья сменились сплошным золотисто-бежевым цветом. Здесь надо было смотреть вокруг, впитывая каждый атом воздуха и каждый солнечный луч, восхищенно окликать спутников, фотографировать, жалея, что неподвижная картинка не сохранит ни плеска волн, ни прозрачного ароматного воздуха, ни птичьего пения…
Они просто шли, думая лишь о том, чтобы не сбиться с темпа. Максим спросил старика, не пора ли углубиться в степь, но Семен шагал вдоль побережья, как одержимый, и словно не слышал вопроса.
Дальше за косой лежало невероятно красивое озеро, чистое, с лишенными растительности берегами. В море виднелись обточенные ветром скалы, напоминавшие паруса. Наверное, это место имело название, раньше такую красоту посещали туристы… Максим решил проверить воду на вкус, зачерпнул пригоршню и долго отплевывался. Озеро было едва ли не солонее моря.
— Это лиман?
Старик, не оборачиваясь, буркнул:
— А то сам не видишь. Целебное оно. Якобы. Хочешь — проверь.
Солнце поднялось в зенит. Эта удивительная розовая (да, на просвет она казалась именно такой!) вода не могла охладить, но хоть немного освежила, хоть и пришлось потом одеваться обратно в свою грязную одежду. Семен купаться не захотел:
— Стар я — чудить.
Облака закрыли половину неба, подразнили близостью прохлады и снова рассеялись. Здесь была череда диких пляжей, казалось, раньше людей здесь не было никогда. И больше не будет, напомнил себе Максим. Почему судьба пощадила его? Если бы в это путешествие отправился Кирилл, он бы спокойно осматривал все, что мог, и восхищался бы! Его жизнелюбивая натура просто не позволила бы ему поступить по-другому. Или девять лет жизни без надежды и трудности пути поломали бы и его?
Они углубились в степь и подбили пару птиц, некрупных и не особо вкусных, но — терпимо. Ратоньера отучила людей и от брезгливости, и от сентиментальности. Костер развели с помощью увеличительного стекла, спички стоило поберечь. Остатки мяса завернули в фольгу. Максим надеялся, что они теперь пойдут на север, но Семен снова свернул к берегу моря, и осталось только следовать за ним, на ходу отцепляя от одежды клещей.
— Семеныч, идти тяжело. Или тень искать, или что, но привал надо делать, я еле ползу, а ты?
Старик шагал, как заговоренный, хоть и медленно, но упорно. Максим несколько раз окликнул его, потом швырнул рюкзак и поклялся с места не сходить. Только тогда дед, поворчав, согласился искать место для привала.
Остановились они у холма, дававшего хоть какую-то тень; солнце, хоть и успело переползти в западную часть неба, жарило нещадно, а на горизонте не было ни облачка. Утроились просто на жёсткой траве у холма, Максим пытался завести разговор, но дед отвечал односложно, и беседы не получилось. В конце концов, оба задремали. Семён проснулся первым и начал причитать, как они были беспечны, охрану не выставили. Максим вяло отругивался:
— Никого же нет и ничего не случилось.
Побрели дальше, когда опустилось солнце и спала жара. Море вздыхало и переливалось, степь цвела. Среди травы и обычных полевых цветов все чаще попадались тюльпаны. Это были гордые, хрупкие растения, непохожие на тюльпаны городских клумб из Максимова детства. После никому уже не было дела до украшения улиц.
— Ты, кстати, знаешь, что их луковицы можно есть? — спросил Семён неожиданно. — Так вот, знай. И одуванчики едят. Целиком.
Максим просто молча кивнул. Интересно, если бы он сейчас шел в последнее путешествие с Лизой и Кириллом? Много бы они напутешествовали при тюльпаново-одуванчиковой диете, если бы не встретили на берегу Балтийского моря бывшего террориста?
В этот день тоже много пройти не удалось. Семен, несмотря на полуденный отдых, устал, начал спотыкаться, и решено было искать место для ночлега. Вдоль побережья все тянулся дикий пляж, пустой, необорудованный. Дальше местность опять немного повышалась, спуск к воде стал круче. Впереди показались какие-то постройки, и оба прибавили шагу. За вымершим разрушающимся поселком открылись какие-то военные сооружения, вышки, ангары, заборы. У поселка нашелся полузаросший пруд. Вода в нем была мутноватая, но ее процедили, вскипятили и сварили кашу, бухнув туда же остатки птичьего мяса. В итоге получилось сносно.
Ночь тоже прошла спокойно. Осмотрели поселок, забрались на наиболее крепкую с виду крышу и устроились там, на случай появления еще каких-нибудь одичавших собак. За ночь лая слышно не было, шум прибоя тоже не доносился, только трещали и стрекотали в траве бесчисленные насекомые, да в небе проносились иногда ночные птицы.