— Ветер дует от нас, — возразил Максим. — Хотя убраться подальше бы не мешало.
— Значит, там цивилизация, а не бандиты? — спросила Лиза. — Если там пожар, значит, заправка работает?
— Да гореть может старый бензин, на котором толком не поедешь, зато великолепно подожжешь, — Кирилл, похоже, немного успокоился и говорил обычным беззаботным тоном.
— Сам он загореться не может? Там люди?
— Бог его знает, какие там люди, скорее, именно бандиты. Наверняка не рабочие. Случайный выстрел, брошенная спичка, зажигалка… Или кто-то эффектно покончил с собой. Ладно, отъедем подальше от трассы и будем останавливаться на ночлег.
После нескольких часов в автомобиле ощущение реальности размылось и стерлось. За окном плыла тьма, и где-то в ней бродила смерть. Неслась на краденых машинах с разухабистыми пьяными выкриками, палила из автоматов просто так, для прикола, хохотала и куражилась, чтобы заглушить ужас медленного неизбежного конца. Она еще не показывалась в полный рост, являлась только в рассказах очевидцев, в приторном зловонии разложения, скалилась желтыми зубами отполированных ветром и солнцем скелетов. Она прищелкивала костяшками лишенных плоти пальцев, как кастаньетами. Эти банды тоже были ратоньерой. Ра-тонь-е-рой…
Она плясала на горизонте, исполинским силуэтом поднимаясь до самых звезд, — она, ратоньера, Сорни-Най, богиня смерти Кали! Волосы ее разметались на фоне неба, облако дыма сгустилось в форме черепа, лишенное кожи белое лицо пялилось на землю пустыми глазницами, в ожидании, когда последние одряхлевшие жертвы замрут навсегда. Она раскидывала костлявые руки над обезлюдевшим миром, словно дирижируя победным маршем. Музыка! Громче, быстрей, бравурней! Смерть в плаще обернулась Крысоловом, что дул в свою дудку изо всех сил. Холмы притаились, прислушивались, ожидая знака, чтобы пуститься в пляс. Костер разгорался, освещая исполинскую фигуру в зеленом, ветер расшвыривал ноты, подхватывая мелодию, песенка из средневековой легенды гремела, как похоронный марш.
Крысолов протрубил в последний раз и раскинул руки, повернувшись к машине лицом, тягач несся прямо на него. Крысолов стоял спокойно в ожидании столкновения. Его глаза были абсолютно черны, не блестели в свете огня, не отражали ничего — просто две бездонных пропасти, две черные дыры в космосе.
…От резкого торможения Максима бросило чуть ли не на стекло.
— Ты что, заснул? — зло сказал Кирилл. — А еще сменить предлагал.
— А что, что…
— Не что, а кто. Поди пойми, откуда он вообще взялся.
Посреди дороги остановился человек. В безлунной ночи не различить было ни его лица, ни возраста — тень, сгустившаяся сильнее окружающего серого мрака. Человек стоял и уходить не собирался. Он не махал руками, не кричал, не подавал знаков, просто застыл на месте, как придорожный столб, не отреагировал он и на стук по стеклу, и на окрик в приоткрытую дверь.
— Псих, — сказал Кирилл. — Объехать и дальше?
— А если он хочет о чем-то предупредить или помощи попросить? — прошептала Лиза.
— А если… — начал Максим и осекся. Мысль «а если это Крысолов» показалась ему дикой.
— А может, террорист, — буркнул Кирилл.
— Какой террорист в безлюдном месте ночью? В больнице, в городе, это я еще понимаю, — Лиза передвинулась ближе к двери. — Хотите, я посмотрю, мы же еще ни одного человека на пути не видели.
— Живого, — уточнил Кирилл с сарказмом в голосе. — И правда, мир кирдыкнется через пару десятков лет, чего уж бояться…
Лизу оставили дожидаться в машине с наказом немедленно заблокировать дверь и уезжать, если что. Человек снаружи как оцепенел. Он не двинулся с места, когда к нему подошли и посветили в лицо фонариком. Это оказался старик, грязный, с нечесаной бородой и такой худой, будто его только что освободили из концлагеря. О возрасте его оставалось только догадываться, с равным успехом ему могло быть и шестьдесят, и девяносто.
— Дед, ты откуда? Живешь тут?
Старик молча смотрел куда-то мимо. Он был одет в расстегнутую ветровку поверх футболки — слишком легко для весенней ночи.
— Его надо бы отвести домой, — Лиза высунулась из кабины. — Не в себе человек.
— Ага, домой к бандитам каким он приведет, — отрезал Кирилл.
— Лиз, все-таки закрой дверь, — попросил Максим. — Кир, я не думаю, что он приведет к бандитам, иначе он разыгрывал бы тут спектакль, просил помочь… Наверное, он просто остался один.
— Может, он как тот? — Кирилл отвернул воротник незнакомца, посветил фонариком на его шею. — Татуировки нет, хотя черт их знает, мог и свести.
— Саранча теперь не опасна. Здешний он.
— Ну и пусть идет домой, — Кирилл отпустил воротник старика, слегка оттолкнув его. — Дуй домой, папаша, и не шляйся по ночам.
— Наверное, у него нет дома. То есть у него там никого не осталось. А один он не выживет.
— Мы все не выживем, и что?
— Вот поэтому сейчас важна любая жизнь, — сказала Лиза, выбравшись из кабины. — Любой человек, даже такой старик. Куда он пойдет? С голоду умрет или попадется этим, которые расстреляли людей у рощи.
— Вот так и бери с собой врача, покоя не даст, — Кирилл махнул рукой и подтолкнул старика в спину. — Давай до машины, старик, идти можешь? В Ростове есть же какие-то общественные центры, пристроим.
Старик шел медленно, будто не понимая, что от него хотят, но в кабину забрался с неожиданной для его возраста сноровкой. При себе у него не оказалось ни оружия, ни какой-либо еды, и на вопросы он так и не отвечал.
— Может, у него деменция уже? — спросил Кирилл. — Тогда какого черта…
— Я не психиатр, — пожала плечами Лиза. — Если он нас не понимает, то ведет себя так, будто понимает. Он почти адекватен, наверное, много времени провел в одиночестве.
— А есть он может? — Максим протянул старику хлеб и тот принялся жевать — с неторопливой, но не чрезмерной жадностью.
— Все, поехали, остановимся где-нибудь, а то утро скоро, если здесь есть бандиты, они десятые сны видят, — сказал Кирилл. — И бутылку воды ему найдите.
Уже хорошо за полночь для стоянки выбрали лощину на поле между двумя холмами далеко от трассы. Ночь стояла темная и спокойная, не виднелось ни единого огонька, кроме звезд. Хотя всех мутило от усталости, спать, не выбрав караульного, было нельзя. Лиза вызвалась подежурить первой, заверив, что в больнице привыкла к бессонным ночам.
Максим мгновенно провалился в черноту, в которой, слава небесам, не было Крысолова. Лиза должна была растолкать его через два часа. Проснулся Максим все же от будильника и рассердился на Лизу, что пожалела его и дала поспать лишние десять минут.
— А сама-то!
— Да все хорошо, — шепотом оправдывалась Лиза. — И старик этот не шелохнулся, и вообще… Не так уж я устала, в больнице иной раз все дежурство бегаешь.
Тем не менее, она сразу же вырубилась, свернувшись калачиком на сиденье. Ночь вокруг была уже не такой чернильно-непроглядной, ранний весенний рассвет потихоньку пробирался под облаками, рассеивая тьму и готовя путь для победоносного солнца. Снаружи пока было холодно, Максим вернулся обратно в кабину, понаблюдал немного за новым попутчиком — тот спал сидя, не храпел, хотя неудобно запрокинул во сне голову. На его тощей шее торчал кадык. В темноте худое лицо старика напоминало обтянутый кожей череп, Максим даже собрался проверить пульс на старческой руке, но ему стало жутковато, и он отодвинулся подальше — даже если старик умер, ничего уже не сделаешь.
Птицы проснулись еще до света и начали петь, Максим сначала обрадовался, затем подумал, что так же петь они будут и спустя полвека, когда оценить их пение будет уже некому. Бездействие превратило ожидание утра в сущее мучение, включать ноутбук он не рискнул, чтобы никого прежде времени не разбудить.
Кирилл тоже проснулся по будильнику и тоже начал возмущаться, что его не растолкали раньше.