В России государственные службы не справлялись с выросшей преступностью, люди объединялись для патрулирования своих домов сами. Не все соседи были такими, как Анна Степановна. Например, со старичком с лестничной клетки Анжеле определенно повезло. Познакомились они на похоронах ее матери, та умерла в прошлом году, внезапно — пришла с работы, села на диван и уже не встала. Приехавший на вызов врач лишь плечами пожал. Инфаркт, их столько сейчас.
Дед Леонид из соседней квартиры, как выяснилось, знал мать, и даже когда-то вместе с ней работал. Он предложил Анжеле иногда оставлять у него Максимку. Старик был одинок, прежде с ним жили сын и сноха, но в год ратоньеры они развелись, сноха уехала, а сын пустился во все тяжкие, объявив, что мир гибнет и нужно теперь брать от жизни лучшее.
Дед Леонид старался никого не напрягать, отказываясь от помощи, но Анжела видела, что ему все тяжелее выходить из дома, и сама вызывалась сходить за покупками. Одним из немногих развлечений оставался просмотр телевизора, старик смотрел только новости, комментировал их редко, но метко.
— Я знаешь, чего хочу, Анжела, — говорил он. — Чтобы нашли, конечно, лекарство от этой напасти, но попозже. Чтобы научились детей ценить. А то что это — на войну даже сейчас деньги есть. Да и сами мамаши, трехлетке в руки этот свой планшет, а сама с пивом языком трещать.
— Сейчас давно трехлеток нет, — вздыхала Анжела.
— Раньше были. Что имеем, не храним. Бежали мы со всех ног, вот и остановили нас лбом об бетонную стену. Видишь, скоро шестьдесят лет, как американцы на Луну высадились. У нас тут все здания рассыплются в пыль, а там и через миллион лет останется след вездехода…
— Что, правда? — Максимка испуганно расширил глаза. Дед сразу взял другой тон:
— Ну что ты, это я так, не слушай старого дурака. Вам что в школе говорят?
— Что скоро ученые узнают, почему дети не рождаются, и всех вылечат, надо только учиться хорошо, — с готовностью ответил Максимка.
— Во-от! — закивал дед Леонид. — Учиться и дела добрые делать… ну, там последнее желание чье-то выполнить… — он уже явно думал о своем. Брошенный отец страстно мечтал в последний раз увидеть сына.
— Как Элли, что ли? — несколько снисходительно уточнил Максимка. — «Волшебник изумрудного города» был его любимой книгой еще пару лет назад, сейчас мальчик всячески подчеркивал, что вырос из таких детских книжек.
— Ну да… заветных три желания.
Анжела свернула к школе. Она шла долгой дорогой, не напрямик, через пустырь — в прошлом месяце там обнаружили повесившегося. На той неделе у соседнего подъезда стояла скорая — там отравилась пожилая женщина, воспитатель детского сада. Анжела ее никогда даже не видела, а вот теперь нервы шалят. Говорят, смерть приходит трижды.
У школы она остановилась, не заходя внутрь. В прошлый раз ей пришлось застать не самую приятную картину — молодая учительница, всхлипывая, снимала со стенда объявление о наборе первоклассников. Объявление провисело ненужным, нынешний последний звонок для первоклассников был последним во всех смыслах.
Настроение улучшилось при одном взгляде на сбежавшего с крыльца Максимку. Он был радостным, светлым ребенком, практически не доставлял хлопот с учебой, сам читал книги запоем, ходил во все кружки, куда приемная мать его записала — правда, не скрывал, что сердце его отдано технике.
— В понедельник классный час и все, — сообщил Максимка, вертя головой. — Ой, Лизу уводят… я думал, еще здесь на площадке поиграть…
— Не огорчайся, видно, ее родители спешат, а время сейчас такое, детей одних на улице не оставляют.
Максимка повиновался, хоть и не без сожаления. За поворотом собралась небольшая толпа, люди указывали вверх. Сигналя, подъехала пожарная машина. На карнизе дома напротив на высоте шестого этажа прижалась к стенке человеческая фигура — растрепанные волосы и бесформенный балахон позволял догадаться, что это женщина.
— Не делайте глупостей, оставайтесь на месте, — воззвал трубный глас из рупора. — Сейчас вам окажут помощь…
Женщина, не слушая, вскинула руки над головой и сделала шаг в пропасть. Анжела прижала к себе голову ребенка:
— Не смотри туда, сынок… Не смотри!
…Вот она, третья смерть, думала она, когда раздался удар оземь и рядом заголосили люди. Сколько сейчас суицидников, боже, как это страшно — лететь с высоты, никогда она сама этого не сделает.
Численность населения земного шара на десятый год ратоньеры составляла шесть миллиардов человек.
========== Сумерки. Начало ==========
Максим сидел на перроне, поглядывая то на небо, то на здание вокзала, то на телефон. До прихода поезда время еще оставалось, немного, но достаточно, чтобы начинать нервничать. Конечно, у них провинция, но Саранче-то пофиг. Тем более, рейсы из Москвы взрывают частенько. Лиза именно из Москвы возвращается.
Максим вытащил телефон, разыскал в списке контактов знакомую фотку и еще раз обернулся на привокзальную площадь. Встречающие-провожающие, отъезжающие с багажом и без, черные фигуры охранников. Сканеры, перила, турникеты. Все равно, если террорист захочет, он пройдет.
Телефон выдал гудков десять, не меньше, Максим уже начал беспокоиться, но тут раздался знакомый звонкий голос Лизы:
— Привет! Я подъезжаю, уже даже Никитовку в окно видно, ты где?
— На вокзале, жду.
— Мои тоже ждут, они на машине, давай с нами?
— Нет-нет, я так. Просто хочу убедиться, что ты доехала.
Семья Лизы была обеспеченной по прежним меркам, и оставалась такой. Все же существовавшие тысячу лет основы пока еще скрепляли цивилизацию, человечество не сползло окончательно в безумие и мародерство. Работали предприятия, коммунальные и административные службы — с перебоями, но работали, действовал общественный транспорт, выплачивались зарплаты и пособия. Мир напоминал часы, завод которых вот-вот остановится, и все же стрелки тикали.
Не случись ратоньеры, Максима с Лизой давно бы развела судьба. Она бы училась где-то за границей, родители и сейчас не теряли надежды отправить дочь в Германию, где жизнь была наиболее безопасной. Но увы, Берлин полностью закрыл государственные границы, в том числе и для беженцев из арабских стран, которых все еще было немало. Журнал «Шарли Эбдо» опубликовал собственную же карикатуру двадцатипятилетней давности с утонувшим ребенком и разместил рядом новую, с утонувшим стариком, сопроводив ее подписью, что все, дескать, течет и меняется. Над карикатурой не смеялись, вообще все улыбки последнее время тускнели рядом с оскалом черепа ратоньеры.
Это был странный мир, мир без детей и подростков. Мир без школ и роддомов, детских садов и площадок, мир без будущего и стимула жить дальше. Последним детям ратоньеры исполнилось шестнадцать-семнадцать лет, это были красивые юноши и девушки, многие из них вели уже вполне взрослую жизнь, но их красота тоже оказалась бесплодной, как пустоцвет.
Человечество окончательно потеряло надежду. Снова, как в первый год эпидемии, выросло количество суицидов. Над планетой словно повисли горящие буквы «МЕНЕ ТЭКЕЛ ФАРЕС», начертанные красками полярных сияний, огнями реклам и вспышками пролетающих метеоритов. Правительства во всем мире призывали к спокойствию и обещали огромные суммы на научные исследования, которым люди уже не верили. Кто-то сходил с ума, кто-то отказывался признавать очевидное. В детских колясках катали собак и кошек, на улице можно было встретить пожилую даму с косичками и в воздушном девичьем платьице или старика с ирокезом. Некоторые детские площадки раскатали бульдозерами, словно в ярости пытаясь уничтожить даже память о прежней жизни, но кто-то продолжал наводить глянец на уцелевшие карусели. Возникла новое движение антинатуралов, и означало это слово совсем не то, что можно было бы подумать. Участники организации — преимущественно молодые люди — ездили в леса, степь, к озерам, на морское побережье, где с остервенением уничтожали потомство животных. Антинатуралы не слишком скрывались от стражей порядка, будучи пойманными, они обычно громко возмущались, как можно вообще их преследовать, они всего лишь восстанавливают справедливость! Неужели прочие люди настолько трусливы, что готовы смириться со смертью своего рода, в то время, как даже мерзкие крысы, отвратительные мокрые лягушки или грязные свиньи будут существовать дальше!