Келли и Эф остались одни. Они стояли лицом друг к другу на траве, покрывавшей участок. Эф видел, как позади Келли, над крышей дома, в воздухе кружат самолеты. Вся транспортная система страны, что бы там ни говорили о различных правительственных учреждениях и правоохранительных ведомствах, ждала именно этого человека, стоявшего перед женщиной, которая заявила, что больше не любит его.
– Дело в том самолете?
– Они все мертвы, – кивнул Эф. – Там, на борту. Все до единого.
– Мертвы? – В глазах Келли вспыхнула тревога. – Почему? Что произошло?
– Вот это мне и предстоит выяснить.
Эф чувствовал, что ему пора. Провести выходные с Заком не удалось, но этот поезд уже ушел, и теперь его ждали в другом месте. Эф достал из кармана конверт с логотипом в тонкую полоску и протянул Келли:
– Билеты на завтрашнюю игру. Если я не успею подъехать.
Келли взглянула на билеты, и ее брови вскинулись, когда она увидела цену. Она засунула билеты в конверт и посмотрела на Эфа с выражением, которое можно было принять за симпатию.
– Не забудь о нашей встрече с доктором Кемпнер.
Келли говорила о семейном консультанте – той самой женщине, от решения которой зависело, с кем останется Зак.
– Кемпнер, ну конечно, – сказал Эф. – Я приду.
– И… береги себя, – добавила Келли.
Эф кивнул и направился к внедорожнику.
Международный аэропорт имени Джона Кеннеди
У аэропорта собралась толпа, людей притягивало неизвестное, странное, потенциально трагическое, – одним словом, событие. Радиокомментаторы – Эф слушал приемник по дороге в аэропорт – полагали, что самолет захвачен террористами, и связывали эту акцию с заморскими конфликтами.
Мимо Эфа проехали две электротележки. В одной сидела заплаканная мать, держащая за руки двоих испуганных детей, во второй – пожилой чернокожий мужчина с букетом красных роз на коленях. Эф осознал, что в самолете мог прилететь чей-то Зак. Или чья-то Келли. И он сосредоточился на этом, а не на своих проблемах.
Команда дожидалась Эфа у закрытой двери под выходом номер шесть. Джим Кент, как обычно, общался с кем-то по телефону через микрофон, соединенный проводком с наушником. Джим был заместителем Эфа, он улаживал бюрократические и политические вопросы, неизбежно возникающие при борьбе с заболеваниями. Прикрыв микрофон рукой, Кент, вместо приветствия, доложил:
– Никаких известий о вынужденных посадках в других аэропортах страны.
Эф забрался в электротележку и сел на заднее сиденье возле Норы Мартинес, его второго заместителя, биохимика по образованию. Она уже натянула на руки нейлоновые перчатки, белые, гладкие и скорбные, как лилии. Нора чуть отодвинулась, когда Эф устраивался рядом. Эф с досадой отметил напряженность, существовавшую между ними.
Электротележка тронулась с места. Эф вдохнул солоноватый воздух.
– Сколько времени самолет находился на земле, прежде чем погасли все огни? – спросил он.
– Шесть минут, – ответила Нора.
– Никаких радиоконтактов? Пилот тоже вырублен?
Джим повернулся к ним:
– Предположительно, но подтверждений нет. Спецназовцы управления вошли в салон, увидели, что он полон трупов, и тут же ретировались.
– Надеюсь, они были в масках и перчатках?
– Так точно.
Электромобиль обогнул угол, вдали показался самолет. Большой, ярко озаренный прожекторами, направленными на него со всех сторон, он сиял, как майский день. Туман, наплывающий с океана, создавал вокруг него светящийся ореол.
– Боже, – выдохнул Эф.
– «Три семерки», так они его называют. «Боинг семьсот семьдесят семь», самый большой в мире двухмоторник. Самолет новый, недавняя разработка. Вот почему в управлении психуют. По их мнению, никакой поломки быть не может. Они считают, это больше похоже на саботаж.
Колеса шасси сами по себе были огромными. Эф взглянул на открытый люк – черную дыру над широким левым крылом.
– Они провели анализ газового состава воздуха, – сообщил Джим. – Проверили на все, что только могло быть сотворено руками человека. Теперь не знают, как быть дальше. Разве что начать с нуля.
– Вот мы и есть тот самый нуль, – сказал Эф.
Замерший на летном поле самолет, полный трупов… С точки зрения специалистов по контролю за опасными материалами, это было все равно, как если бы человек, проснувшись утром, вдруг обнаружил у себя на спине опухоль. А команда Эфа являла собой нечто вроде лаборатории, которая должна была сделать биопсию и доложить Федеральному авиационному управлению, рак это или нет.
Не успела электротележка остановиться, как к Эфу подскочили несколько человек в синей форме – агенты УТБ, – чтобы сообщить сведения, которые он уже получил от Джима. А поскольку агентам самим ничего не было ясно, они принялись наперебой задавать вопросы, перекрикивая друг друга, точно свора репортеров.
– Слишком долго все это тянется, – заявил Эф. – В следующий раз, когда случится что-то необъяснимое, звоните нам во вторую очередь. Сначала в УКОМ
[14]
, а потом уже нам. Понятно?
– Да, сэр… То есть да, доктор Гудвезер.
– Люди из УКОМа готовы?
– Ждут указаний.
Эф направился к микроавтобусу ЦКПЗ, уже ожидавшему их:
– Я только скажу, что это не похоже на спонтанное заражение. Шесть минут на земле? Слишком короткий элемент времени.
– Действовали явно умышленно, – предположил кто-то из агентов УТБ.
– Возможно, – согласился Эф. – Во всяком случае, что бы нас ни ожидало на борту, источники распространения локализованы.
Он открыл заднюю дверцу микроавтобуса, пропуская вперед Нору.
– Сейчас наденем защитные костюмы и посмотрим, что у нас там.
Его остановил чей-то голос:
– На борту был один из наших.
Эф обернулся:
– Из каких таких наших?
– Воздушный маршал
[15]
. Стандартное правило для международных рейсов наших авиакомпаний.
– Вооруженный?
– По идее, да.
– И вы не получили от него ни одного телефонного звонка? Ни одного предупреждения?
– Ровным счетом ничего.
– Должно быть, их поразило нечто мгновенного действия.
Эф сосредоточенно кивнул, затем оглядел встревоженные лица стоявших вокруг людей:
– Дайте мне номер его места. Мы начнем оттуда.
Эф с Норой нырнули в микроавтобус ЦКПЗ и плотно закрыли за собой створки задней двери, отрезав беспокойство, царившее на летном поле.
Они сняли с полок принадлежности костюмов высшей степени защиты. Эф разоблачился до футболки и трусов, Нора осталась в черном бюстгальтере и трусиках нежно-сиреневого цвета. К тесноте микроавтобуса они давно привыкли и, раздеваясь, почти не задевали друг друга коленями и локтями. У Норы были густые черные волосы, вызывающе длинные для полевого эпидемиолога, и она ловко и быстро стянула их эластичной лентой. Тело ее было изящно округлое, а кожа – нежного теплого оттенка, какой бывает у слегка поджаренного хлеба.
После того как Эф покинул дом своей жены и Келли начала бракоразводный процесс, между Эфом и Норой вспыхнул роман. Правда, этот роман длился всего одну ночь, после которой наступило утро, полное неловкости и напряженности. Эта напряженность тянулась не один месяц… пока – всего несколько недель назад – не разгорелся второй роман, куда более страстный, чем первый. Оба хотели избежать ошибок, допущенных ранее, однако и на этот раз дело кончилось отчуждением, совсем уже нелепым и вместе с тем продолжительным…
До известной степени причину следовало искать в том, что Эф и Нора работали в очень тесном контакте. Сиди они в обычном офисе, за обычными столами, результат, возможно, был бы совсем иным, все прошло бы проще, но в данном случае речь шла о «любви в окопах». Слишком много они отдавали «Канарейке», почти ничего не оставляя ни друг другу, ни внешнему миру. Их совместная работа была настолько всепоглощающей, что ни один не мог спросить в минуту передышки: «Как прошел день?» – потому что такой минуты не выдавалось.