На номера 911 и 311 потоком лились звонки, в том числе от женщин на ранних сроках беременности, считавших, что у них начались роды, «спровоцированные затмением». Машины «скорой помощи» исправно выезжали на вызовы, хотя весь остальной транспорт на острове стоял.
В двух психиатрических клиниках на острове Рэндалла, в северной части Ист-Ривер, врачи распорядились запереть буйных пациентов в палатах и опустить все шторы. Небуйных собрали в кафетериях с занавешенными окнами и стали показывать им фильмы – конечно же, разнузданные комедии, – однако в минуты полного затмения многие пациенты в приступе нервозности захотели покинуть помещение, хотя внятно объяснить зачем – не могли. В «Бельвью» психиатрическое отделение испытало пик поступления новых пациентов еще утром, до начала затмения.
Между «Бельвью» и Медицинским центром Нью-Йоркского университета, двумя крупнейшими больницами в мире, стояло, возможно, самое уродливое сооружение на всем Манхэттене. Управление главного судебно-медицинского эксперта располагалось в бесформенном прямоугольном здании тошнотворно-бирюзового цвета. Когда из очередного рефрижератора выгрузили упакованные в мешки трупы и на каталках развезли их по секционным залам и подвальным холодильным камерам, Госсетт Беннетт, один из четырнадцати судмедэкспертов управления, вышел на улицу немного передохнуть. Из маленького парка позади больничных корпусов он не мог наблюдать за игрой Солнца и Луны – мешало здание самого управления, – зато хорошо видел людей, созерцающих затмение. Вдоль всего шоссе Франклина Делано Рузвельта, проходившего мимо парка, меж припаркованных автомобилей стояли зрители – и это на магистрали, где движение не замирало никогда. По ту сторону шоссе текла Ист-Ривер – она казалась потоком угольной смолы, в котором отражалось мертвое небо. На противоположном берегу реки мрак накрыл Куинс. Сияние солнечной короны отражалось только в немногих окнах верхних этажей высоких зданий, смотрящих на запад, – словно это были ослепительно-белые факелы какого-то загадочного химического завода.
«Вот так, пожалуй, начнется конец света», – подумал Беннетт, прежде чем вернуться в здание и продолжить перепись мертвецов.
Аэропорт имени Джона Кеннеди
Родственникам погибших пассажиров и членов экипажа рейса «Реджис 753» предложили оторваться от заполнения различных бумаг, отставить кофе, привезенный Красным Крестом (для скорбящих – без кофеина), и выйти на летное поле в закрытую зону позади третьего терминала. Там опечаленные родственники – люди с впавшими глазами и землистыми лицами, не имевшие между собой ничего общего, кроме горя, – собрались вместе и принялись наблюдать за солнечным затмением. Они взялись за руки – одни из солидарности, другим действительно требовалась поддержка, – лица их были обращены к темной западной части неба. Они еще не знали, что вскоре их разделят на четыре группы и на школьных автобусах развезут по соответствующим управлениям судебно-медицинских экспертов. Там родственников – семья за семьей – пригласят в просмотровый зал, покажут посмертные фотографии и попросят опознать усопших. Физические останки разрешат увидеть только тем, кто будет особо на этом настаивать. Потом скорбящим выдадут путевки на проживание в аэропортовском отеле «Шератон», отвезут туда, накормят бесплатным обедом и предоставят в их распоряжение психологов, которые будут с родственниками погибших всю ночь и весь следующий день.
Но пока они стояли на летном поле и смотрели, как черный диск, словно высвеченный лучом «антипрожектора», высасывает свет из их мира и возвращает его небесам. В этом убывании света они увидели идеальный символ постигшей их утраты. Для них затмение было полной противоположностью той величественности, которую должно было нести это явление. Казалось только правильным, что небо и сам Господь сочли возможным подчеркнуть их отчаяние.
Возле ремонтного ангара авиакомпании «Реджис эйрлайнс» стояла группа следователей. Нора держалась поодаль, дожидаясь возвращения Эфа и Джима с пресс-конференции. Ее глаза были обращены к черной зловещей дыре в небесах, но смотрела она куда-то вдаль. Подобно Солнцу, которое недоумевало, почему вдруг исчезло из поля зрения людей, Нора не понимала, что происходит вокруг. Как будто в ее жизни появился странный, новый, непостижимый враг. Мертвая Луна, покрывающая живое Солнце… Ночь, затмевающая день…
В этот самый момент мимо нее промелькнуло что-то темное. Нора краем глаза отметила лишь некое мерцание, словно рядом молниеносно прозмеилась одна из тех похожих на червя теней, которые стлались по летному полю непосредственно перед затмением. Что-то на периферии зрения, на самом пределе видимости. Будто из ангара, спасаясь бегством, ускользнул некий темный призрак. Тень, которую Нора даже не уловила, а почувствовала.
За ту долю секунды, которая потребовалась зрачку, чтобы сдвинуться вдогонку тени, она исчезла.
Лоренсу Руис, оператора багажного трапа, которая первой подъехала к мертвому самолету, воспоминание о тех минутах преследовало просто неотвязно. У нее не шло из головы, как она прошлой ночью стояла в тени огромного самолета. Ло так и не сумела заснуть, все ворочалась и ворочалась с боку на бок, потом поднялась, стала расхаживать по комнате. Стакан белого вина не унял бессонницу. Воспоминание давило тяжким грузом, и сбросить его Ло была не в состоянии. Когда наконец взошло солнце, Лоренса обнаружила, что постоянно поглядывает на часы, и поняла: ей не терпится вернуться на работу. Она больше не могла медлить ни минуты – так ее тянуло в аэропорт. И не только из-за болезненного любопытства. Образ замершего самолета накрепко впечатался в память – подобно яркой вспышке, которая долго остается на сетчатке глаза. Лоренса хотела только одного – увидеть самолет хотя бы еще раз.
А теперь началось затмение, и аэропорт закрыли во второй раз за последние двадцать четыре часа. Впрочем, эта остановка работы планировалась заранее. ФАУ еще несколько месяцев назад заложило пятнадцатиминутный простой в рабочий график всех аэропортов, попадавших в зону затмения: управление заботилось о зрении пилотов, ведь тем не полагалось совершать посадку или идти на взлет в темных очках. Однако для Ло арифметика была совсем не в этих пятнадцати минутах, она видела другую формулу, до жути простую и до жути скверную:
Мертвый Самолет + Солнечное Затмение = Ничего Хорошего.
Когда Луна накрыла Солнце, как рука накрывает раззявленный в крике рот, Ло ощутила такую же электризующую панику, как и в тот момент, когда стояла на вершине трапа под фюзеляжем темного 777-го. Ее снова охватило желание бежать куда глаза глядят, только на этот раз желание пришло не одно, а в паре с трезвым осознанием, что бежать-то некуда.
И еще Лоренса вновь услышала этот странный шум. Шум, который вернулся, когда она заступила на смену, только звук стал устойчивее, громче. Ровный гул. Или нет, скорее, низкое, мерное жужжание. Причем вот странность-то: Лоренса слышала его что в защитных наушниках, что без них. Жужжание это было сродни головной боли. Оно сидело внутри. Только когда Ло вернулась в аэропорт, шум в голове заметно усилился – словно в ее мозгу работал приводной радиомаяк.
Имея пятнадцать свободных минут, подаренных затмением, Лоренса решила найти источник этого шума – найти, просто следуя силе звука. И она нисколько не удивилась, когда поиски привели ее к окруженному кордоном ремонтному ангару авиакомпании «Реджис эйрлайнс», в котором и содержался мертвый 777-й.
Шум не походил ни на один механический звук, который доводилось слышать Лоренсе. Скорее, это было пение струящейся воды, стон водоворота. Или бормотание десятка голосов, даже сотни разных голосов, в котором не удавалось разобрать ни слова. Возможно, пломбы в ее зубах реагировали на излучение радаров, какой-нибудь там частотный резонанс…