За порогом изолятора они увидели женщину с вьющимися волосами, забранными под широкую ленту. Она тут же вскочила с пластикового стула, который притащила сюда из вестибюля. Это была Сильвия, подруга Джима, с которой он делил квартиру в доме где-то на Восточных Восьмидесятых улицах. Сильвия составляла гороскопы для «НьюЙорк пост». Она привезла в квартиру пять кошек, а Джим – амадину, поэтому в их домашнем хозяйстве сразу возникла нешуточная напряженность.
– Могу я зайти к нему? – спросила Сильвия.
– Извини, Сильвия, в изолятор пускают только медицинский персонал. Но Джим просил передать тебе, что прекрасно себя чувствует.
Сильвия схватила Эфа за руку:
– А что скажешь ты?
– Он выглядит совершенно здоровым, – тактично ответил Эф. – Но мы хотим сделать кое-какие анализы – так, на всякий случай.
– Мне сказали, он отключился, у него немного закружилась голова. Но зачем изолятор?
– Ты знаешь, как мы работаем, Сильвия. Сначала надо убедиться, что нет ничего плохого. Будем двигаться шаг за шагом.
Сильвия повернулась к Норе в ожидании женского участия.
– Мы вернем его тебе, как только сможем, – кивнула Нора.
В подвале больницы, у двери морга, Эфа и Нору поджидала администратор.
– Доктор Гудвезер, то, что вы затеяли, идет вразрез с действующими инструкциями, – заявила она. – Эта дверь никогда не запирается, и администрация больницы настаивает на том, чтобы ее информировали…
– Извините, миссис Грэм, – Эф прочитал ее фамилию на нагрудной карточке, – но это дело находится исключительно в компетенции Центра по контролю и профилактике заболеваний.
Он не любил изображать из себя бюрократа, однако иногда статус федерального чиновника давал определенные преимущества. Эф достал ключ, открыл дверь и прошел в морг, пропустив Нору вперед.
– Благодарю за содействие, – вежливо улыбнулся он администратору, после чего закрыл и запер за собой дверь.
Свет включился автоматически. Тело Редферна лежало под простыней на стальном столе. Из коробки, стоявшей возле выключателя, Эф достал две пары перчаток, затем открыл тележку с инструментами для вскрытия.
– Эф, – сказала Нора, натягивая перчатки, – у нас даже нет свидетельства о смерти. Ты не можешь просто взять и вскрыть его.
– Времени на формальности у нас тоже нет. Особенно после случившегося с Джимом. А кроме того… я даже не знаю, как мы вообще объясним эту смерть. Получается, что я убил человека. Убил своего пациента.
– Это была самозащита.
– Я знаю. И ты знаешь. Но я категорически не хочу тратить время, объясняя это полиции.
Он взял большой скальпель и сделал Y-образный надрез: рассек тело по двум косым линиям от правой и левой ключиц к грудине, а потом по прямой до лобковой кости. Раздвинул кожу и мышцы, обнажив грудную клетку и брюшину. У Эфа не хватало времени на полное вскрытие, но ему было невероятно важно подтвердить то, что они увидели на снимках, сделанных при неполной магнитно-резонансной томографии Редферна.
Из резинового шланга Эф смыл белую, похожую на кровь жидкость, которая натекла в разрезы, и оглядел главные органы грудной клетки. Грудную полость заполняла какая-то темная плотная масса, питаемая тоненькими сосудами, отводки которых тянулись к сморщенным внутренним органам.
– Господи боже, – выдохнула Нора.
Эф разглядывал новообразования, раздвигая ребра:
– Эта штука все взяла на себя. Посмотри на сердце. Сердце потеряло форму, скукожилось. Изменилась и структура артерий, кровеносная система упростилась, сами артерии покрылись какой-то черной слизью.
– Невероятно, – вырвалось у Норы. – После посадки самолета прошло только тридцать шесть часов.
Эф вскрыл шею Редферна, обнажив гортань. Там появился новый орган, выросший из складок преддверия. Этот вырост – именно он выступал в роли жала – был сейчас втянут внутрь. Он соединялся непосредственно с трахеей, даже сливался с ней, словно раковая опухоль. Эф решил не резать дальше, не отделять этот мускул… или орган… в общем, чем бы он ни был, – надеясь сделать это позднее, когда изучит более тщательно и определит его функцию.
Зазвонил телефон Эфа, и он повернулся так, чтобы Нора смогла достать мобильник из его кармана чистой перчаткой.
– Это из Управления главного судмедэксперта, – сообщила она, взглянув на дисплей.
Нора ответила за Эфа, послушала несколько секунд и сказала в трубку:
– Уже едем.
Управление главного судебно-медицинского эксперта, Манхэттен
Директор Барнс прибыл в УГСМЭ, расположенное на углу Тридцатой улицы и Первой авеню, одновременно с Эфом и Норой. Не узнать его было невозможно – благодаря козлиной бородке и форме, практически неотличимой от военно-морской. На перекрестке стояли патрульные автомобили, перекрывая движение. Непосредственно перед моргом обосновались телевизионщики.
Удостоверения позволили им не только войти в здание, но и пробиться к доктору Джулиусу Мирнстейну, главному судебно-медицинскому эксперту Нью-Йорка, мужчине средних лет с обширной лысиной, окруженной венчиком каштановых волос. Поверх его серого костюма был накинут белый халат.
– Мы думаем, что ночью к нам кто-то вломился. – Доктор Мирнстейн обвел рукой опрокинутый компьютерный монитор, рассыпанные карандаши. – Но по телефону не можем найти никого из сотрудников ночной смены.
Он посмотрел на свою помощницу, которая не отрывала мобильник от уха. Та кивнула, подтверждая слова начальника.
– Пойдемте со мной.
Внизу, в подвальном морге, царил полный порядок. Чистые секционные столы, весы и прочие измерительные устройства на своих местах, никаких признаков вандализма. Доктор Мирнстейн прямиком направился к холодильной камере, подождал, пока Эф, Нора и директор Барнс не присоединятся к нему.
Камера была пуста. То есть каталки, конечно, стояли: на некоторых только простыни, на других – предметы одежды, – а у левой стены размещалось несколько трупов, которые лежали здесь не один день, только вот трупов пассажиров рейса 753 не было. Ни одного.
– Где они? – спросил Эф.
– В этом все и дело, – вздохнул доктор Мирнстейн. – Мы не знаем.
Директор Барнс уставился на него:
– Вы хотите сказать, что, по вашему мнению, кто-то вломился сюда ночью и украл более сорока трупов?
– Ваша догадка мало чем отличается от моей, доктор Барнс. Я надеялся, ваши люди смогут внести ясность.
– Что ж, они определенно не могли просто взять и уйти, – изрек Барнс.
– А что в Куинсе? – спросила Нора. – В Бруклине?
– Из Куинса пока нет информации, – ответил доктор Мирнстейн. – Но в Бруклине та же история.
– Та же история? – переспросила Нора. – Трупы пассажиров рейса семьсот пятьдесят три встали и ушли?
– Именно, – подтвердил Мирнстейн. – Я вызвал вас сюда в надежде, что ваше ведомство забрало эти трупы, не сообщив мне.
Барнс посмотрел на Эфа и Нору. Те покачали головой.
– Господи, – выдохнул Барнс. – Я должен позвонить в Федеральное авиационное управление.
Эф и Нора перехватили его, прежде чем он успел набрать номер, и постарались сделать это подальше от доктора Мирнстейна.
– Нам нужно поговорить, – сказал Эф.
Глаза директора забегали. Он перевел взгляд с Эфа на Нору, потом снова уставился на Эфа:
– Как Джим Кент?
– Выглядит неплохо. Говорит, что и чувствует себя хорошо.
– Это радует, – сказал Барнс. – Что еще?
– У него такой же надрез на шее, как и у пассажиров рейса семьсот пятьдесят три.
Барнс нахмурился:
– Как такое возможно?
Эф рассказал о побеге Редферна из кабинета томографии и последующем нападении на Джима. Он достал из большого конверта результаты магнитно-резонансного исследования, которое делали пилоту до злосчастного полета, приложил к настенной панели для просмотра рентгеновских снимков, включил подсветку:
– Так все было «до».
Главные внутренние органы были отчетливо видны, никаких отклонений не просматривалось.