И Василий не мог сказать, сколь близко находится существо: монокуляр и ряд одинаковых колонн искажали перспективу.
На этот раз он не стал никого звать. Не произнес ни слова, зато крепче сжал стальной стержень. Бездомные, когда приходилось с ними сталкиваться, редко вели себя агрессивно, но Василий чувствовал, что это не бездомные. Наверное, включилось шестое чувство крысолова. То самое, что помогало учуять крысу. Василий вдруг осознал, что враги числом превосходят его.
Фет вытащил большой фонарь, посветил вправо-влево. Прежде чем двинуться в обратный путь, открыл картонную коробку с ядовитым порошком-трассером и щедро посыпал землю. Порошок срабатывал медленнее, чем пищевая приманка, но в итоге гарантировал уничтожение грызунов. А кроме того, следы родентицида позволяли выследить крысиные гнезда.
Опорожнив все три принесенные с собой коробки, Василий с включенным фонарем зашагал по тоннелям. В какой-то момент направление движения воздуха изменилось, крысолов повернулся и увидел, что за поворотом тоннель освещается все ярче. Он тут же отступил в нишу в стене. Мимо в оглушающем грохоте промчался поезд подземки. В окнах Василий успел увидеть пассажиров, но ему пришлось закрыть руками глаза от поднятой составом пыли.
Следуя за поездом, Василий добрался до освещенной платформы. Он вышел из тоннеля с сумкой и металлическим стержнем, поднялся на практически опустевшую платформу у щита с надписью: «ЕСЛИ ЧТО-ТО УВИДЕЛ, ЧТО-НИБУДЬ СКАЖИ». Никто, однако, ничего не сказал. Василий поднялся по ступеням, миновал турникет и вышел на улицу, в теплый солнечный свет. Он подошел к забору, вновь посмотрел на котлован на месте бывшего Всемирного торгового центра, затем достал сигару с обрезанными концами, закурил от синеватого бутанового огонька «Зиппо» и глубоко затянулся, изгоняя остатки страха, испытанного под землей. Идя мимо забора, он увидел два самодельных плаката с цветными фотографиями проходчиков, один был запечатлен в маске, с грязным лицом. Под каждой фотографией большими синими буквами значилось: «ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК».
Последняя интерлюдия
Руины
В последовавшие за восстанием в Треблинке дни солдаты выследили и казнили большинство сбежавших заключенных. Но Сетракяну удалось выжить в чаще леса, прячась достаточно близко к лагерю. Питался он подножным кормом – корешками, ягодами, живностью, которую удавалось поймать даже со сломанными руками. С трупов он снял кое-какую одежду, даже разжился башмаками, пусть и от разных пар.
Днем он скрывался от патрулей и лающих собак, тогда как ночью искал.
Искал развалины той самой римской усыпальницы, о которой говорили местные поляки. На поиски ушла почти неделя, но как-то вечером, когда солнце уже скатывалось к горизонту, в умирающем свете сумерек Сетракян поднялся на холм по заросшим мхом ступеням. Если от усыпальницы что-то и осталось, так это подземная часть. На поверхности торчала лишь одна колонна, возвышаясь над грудой камней. На ней юноша даже разобрал несколько букв, которые, правда, не складывались ни в одно известное ему слово.
И его пробирала дрожь.
Авраам не сомневался – он нашел лежбище Сарду. Он это знал. Его охватил ужас, он почувствовал, как в груди разрастается пылающая яма.
Но решимость превозмогла заполнивший сердце страх. Авраам знал: его предназначение – найти этого монстра, это голодное чудовище, найти и убить. Оборвать его существование. Восстание в лагере лишило Авраама возможности реализовать намеченный план убийства (он остался без кола из белого дуба, который затачивал долгие недели), но жажда мести никуда не делась. В мире хватало зла, и с одной его частичкой Авраам мог покончить. Тем самым он оправдал бы свое появление на этой земле. И отступать не собирался.
Авраам нашел камень с острой кромкой, срубил с его помощью крепкую ветвь – не белого дуба, но решил, что сойдет и она, – и изготовил некое подобие кола. Он сделал все это искалеченными руками, чуть не воя от боли. Вооруженный, Авраам спустился в подземелье. Шаги глухо отдавались от каменных стен. Потолок нависал чуть ли не над головой – это удивляло, учитывая неестественно высокий рост монстра, – корни пробивались сквозь него, свешивались вниз. Из первой подземной комнаты Авраам переходил во вторую, в третью, все меньшего размера.
Он ничем не мог осветить себе путь, но потолок частично разрушился, так что сквозь щели в подземелье проникал слабый вечерний свет, чуть разгоняющий тьму. Шел Авраам осторожно, с гулко бьющимся сердцем, настраивая себя на убийство. Но его деревянный кол едва ли годился для того, чтобы победить голодного монстра. Да еще эти переломанные руки. Что он тут делает? Как собирается убить чудище?