– Вот это да! – воскликнул Гус, переполненный радостью. – Где я могу записаться в ваш отряд?
Но его спаситель вдруг застыл: что-то привлекло его внимание. Гус присмотрелся и увидел, что в тени капюшона прячется мертвенно-белое лицо с черно-красными глазами и тонким, практически безгубым ртом.
Охотник смотрел на кровавые полосы на ладонях Гуса.
Юноша знал этот взгляд. Видел его у брата и матери.
Он попытался вырваться, но охотник крепко держал его за руку. Он разинул рот, показалось жало.
Тут подошел другой охотник и приставил стрелу заряженного арбалета к шее первого, стянул с его головы капюшон. Гус увидел лысую голову и старческие глаза зрелого вампира. Он зарычал, негодуя, что на него наставили оружие, потом отдал Гуса второму охотнику – судя по бледному лицу, виднеющемуся под капюшоном, тоже вампиру, который повел его к внедорожнику и швырнул на сиденья третьего ряда.
Остальные охотники в капюшонах забрались в салон, и внедорожник укатил, развернувшись посреди улицы. Гус понимал, что в салоне только один человек – это он сам. И чего же они от него хотели?
Удар в висок отключил его, так что больше вопросов не возникло. Внедорожник проскочил сквозь клубы дыма, на следующем перекрестке повернул и помчался на север Манхэттена.
«Ванна»
«Ванна» на месте падения башен Всемирного торгового центра, уходившая в глубину на семь этажей, была ярко освещена: работа шла круглые сутки. Однако в эту ночь в котловане царила тишина, все машины и механизмы застыли. Наверное, впервые с того дня, как рухнули башни.
– Почему? – спросил Эф. – Почему именно здесь?
– Это место притягивает его, – ответил Сетракян. – Крот устраивает себе гнездо в мертвом стволе упавшего дерева. Гангрена начинается в ране. Для него нет ничего приятнее человеческой трагедии и боли.
Эф, Сетракян и Фет сидели в микроавтобусе Фета, припаркованном на Чёрч-стрит. Сетракян с термовизором устроился у окошка в задней дверце. Машин практически не было. Лишь изредка проезжали такси или автофургоны. Никаких пешеходов. И никаких вампиров.
– Здесь слишком светло. – Сетракян не отрывался от термовизора. – Они не хотят, чтобы их видели.
– Мы не можем кружить и кружить вокруг котлована, – заметил Эф.
– Если их так много, как мы предполагаем, они должны быть неподалеку. Чтобы вернуться в логово до рассвета. – Сетракян посмотрел на Фета. – Представьте, что это крысы.
– Вот что я вам скажу, – откликнулся Фет. – Я никогда не видел крысу, входящую через парадную дверь.
Он немного подумал, а потом протиснулся мимо Эфа к передним сиденьям:
– У меня есть идея.
По Чёрч-стрит он поехал на север, к городской ратуше, расположенной в квартале к северо-востоку от котлована. Ратушу окружал большой парк. Фет заехал на стоянку для автобусов и заглушил двигатель.
– В этом парке одна из самых больших в городе крысиных колоний. Мы пытались убрать весь плющ, потому что он очень уж хорошо скрывает землю. Поменяли контейнеры для мусора, но ничего не помогло. Они резвятся здесь, как белки, особенно в полдень, когда люди приходят перекусить. Еда очень их радует, но еду они могут добыть где угодно. Инфраструктура, вот что влечет их сюда. – Фет указал на землю. – Под нами находится заброшенная станция подземки. Она так и называлась – «Ратуша».
– Она связана с действующими линиями? – спросил Сетракян.
– Под землей все связано, так или иначе.
Долго ждать им не пришлось.
– Вот! – воскликнул Сетракян.
В свете уличного фонаря Эф увидел оборванку, метрах в тридцати от них.
– Бездомная.
– Нет, – возразил Сетракян и передал термовизор Эфу.
Женщина ярко-красным пятном выделялась на холодном и потому тусклом фоне.
– Вампирский обмен веществ, – пояснил Сетракян. – А вон еще одна.
Полная женщина с трудом переваливалась на слоновьих ногах. Чтобы не упасть, она придерживалась за железный заборчик, огораживающий парк.
И еще: мужчина в фартуке уличного продавца газет нес на плече тело. Он перекинул добычу через заборчик, неловко перелез сам, свалился, порвал брючину, без всяких эмоций поднялся, взвалил тело на плечо и проследовал под деревья.
– Да, – кивнул Сетракян. – Это здесь.
Эф содрогнулся. Эти ходячие патогены, эти заразные болезни в человеческом обличье вызывали у него отвращение. Его мутило, когда он видел, как они сползаются к парку, словно низшие животные, убегающие от света, повинуясь инстинкту. Он чувствовал, что они спешат, совсем как жители пригородов, торопящиеся на последний поезд домой.