Выбрать главу

«Прекрасная порча». Неплохое название для следующего диска.

Альбом «Жуткая страсть» разошелся тиражом в шестьсот тысяч экземпляров за первую неделю продаж в США. Хороший результат для «пост-эм-пэ-тришной» эры, но все-таки почти на полмиллиона не дотягивающий до успеха его предыдущего альбома – «Роскошные зверства». Люди привыкали к выходкам Боливара как на сцене, так и вне ее. Он уже не был тем злым гением с девизом «ПРОТИВ ВСЕГО НА СВЕТЕ!», которого обыватели так любили запрещать и которому религиозная Америка, в том числе его отец, так клялась противостоять. Забавно, что отец выступал единым фронтом с обывателями – это лишний раз доказывало папашин тезис, что все вокруг непроходимо глупы. И все-таки Боливару становилось все труднее шокировать людей, если, конечно, не считать религиозных экстремистов. Его карьера зашла в тупик, и он это знал. Пока еще Боливар не собирался переключиться на фолк-музыку для кофеен – хотя этим он уж точно шокировал бы мир, – но его театральное членовредительство на сцене, его кровопускания, его укусы и полосования самого себя приелись. От него теперь только этого и ждали. Он подыгрывал зрителям, вместо того чтобы играть против них. А ведь ему нужно бежать впереди толпы хотя бы на шаг, потому что, догнав, она затопчет его.

Неужели он достиг предела? Куда идти дальше?

Боливар опять услышал голоса. Звучали они вразнобой, будто неспевшийся хор – хор, кричавший от боли, и эта боль вторила его собственной. Он крутанулся в ванной, озираясь, чтобы убедиться в отсутствии посторонних, сильно потряс головой. Звуки напоминали те, что исходят из морских раковин, когда подносишь их к ушам, только вместо эха океана Боливар слышал стенания душ в преисподней.

Когда он вышел из ванной, Минди и Шерри целовались, а Клио лежала на большой кровати со стаканом в руке и улыбалась в потолок. При появлении Габриэля все вздрогнули и повернулись к нему в ожидании ласк. Он забрался на кровать, ощущая, что его желудок качается, словно каяк на волнах. «Эти девки – именно то, что мне сейчас нужно», – решил Габриэль. Энергичный оральный секс только прочистит систему. Блондинка Минди решила, что он начнет с нее, и пробежалась пальчиками по его шелковистым черным волосам, но первой Боливар выбрал все же Клио – что-то в ней такое было… Он провел своей бледной рукой по ее коричневой шее, и Клио тут же скинула топик, облегчая доступ к телу; ее ладони скользнули по тонкой коже брюк, облегающих его бедра.

– Я твоя поклонница с…

– Ш-ш-ш, – остановил он ее, надеясь, что на этот раз удастся обойтись без обычных ля-ля.

Таблетки определенно подействовали на голоса в голове – хор звучал тише и больше походил на невнятное бормотание или даже на гудение, схожее с жужжанием электропроводки, правда к этому гудению примешивались какие-то пульсации.

Две другие девицы тоже подползли ближе, их руки, словно крабы, ощупывали его, изучали. Они стали снимать с него одежду. Минди опять пробежалась пальцами по волосам, и Габриэль отпрянул, словно ее прикосновения ему не нравились. Шерри игриво пискнула, расстегивая пуговицы на ширинке. Боливар знал, что девушки рассказывают друг другу о внушительных размерах его мужского достоинства, о его мастерстве. Когда рука Шерри прошлась по промежности, он не услышал ни стона разочарования, ни восхищенного вздоха. Внизу пока ничего не менялось. Боливара это озадачило: пусть ему и нездоровилось, обычно его инструмент срабатывал и при куда более неблагоприятных обстоятельствах. Причем не раз, и не два, и не три.

Он сосредоточился на плечах Клио, ее шее, горле. Мило, но не более того. Или более? Более! В горле у Габриэля что-то вздыбилось. То была не тошнота, а совсем наоборот: возникла какая-то особая нужда, желание, размещающееся посредине большого спектра, на одном конце которого была жажда секса, а на другом – необходимость как следует подкрепиться. Нужда? Нет, гораздо сильнее! Тяга. Страсть. Неодолимое побуждение рвать, насиловать, пожирать.