– Я был в командировке, – извиняющимся тоном пояснил он свою неторопливость.
– А я нет, – кивнула я, еле сдерживая переполняющий меня восторг. Поразительно, как быстро мы, женщины, способны втюриться, особенно когда нам еще не стукнуло двадцати лет.
– Ты по мне скучала? – серьезным тоном спросил он.
– Совсем нет, – попыталась было отвертеться я, но он со свойственной опытным мужчинам сноровкой вытряс из меня все мои мысли и ожидания.
– Я тоже очень хочу с тобой повидаться, – сказал он напоследок. Он вел себя так, словно бы для него это просто невинный треп просто приятных друг другу людей. Друзей. Впрочем, может, это так и было. Для него. Я же к нашему следующему свиданию (если это можно так назвать) уже была окончательно уверена, что он просто создан для меня. И если он этого еще не понял, так надо бежать и скорее все объяснить. Хотя сказать, конечно, легче, чем сделать. Все-таки я девушка, а девушки не должны признаваться в любви. А он только и знал, что рассказывал мне, как ему хорошо, когда я сижу в его машине.
– А может, тебе станет лучше, если я буду сидеть где-нибудь еще? – спросила я его, исчерпывающе глядя в его глаза. Думаю, он все понял. Возможно, что он именно этого и ждал.
– А где бы ты хотела сидеть? – аккуратно вернул мне мяч он.
– Ну… где ты захочешь, – смело отбила пас я. А что мне оставалось, если он не делал никаких шагов навстречу.
– Я подумаю, – он пристально рассмотрел меня, будто обдумывая следующий ход. Или решая, достаточно ли я уже созрела. Однажды, примерно после месяца разговоров и томления, когда я уже не знала куда девать энергию и даже принялась неумелыми руками пытаться нарисовать его портрет, он решил, что достаточно. И наш роман вспыхнул практически с полоборота, с половины касания, с одного объятия моих плеч. С одного взгляда в глаза.
– Ты самый лучший, – шептала я, глядя в его красивое, чуть щетинистое лицо.
– Нет, ты, – уверенно отвечал он, прикасаясь пальцем к моим губам. Вот этим, наверное, и отличается безусый пацан от настоящего мужчины. Первый так и норовит схватить тебя за грудь, а второй нежно, еле заметно прикасается подушечкам пальцев к губам.
– Нет, ты, – возражала я, а сердце трепетало от мысли, что вот ОНО, настоящее чувство. Потому что с таким я пойду хоть куда. Хоть на край света, хоть за край.
– Поедешь со мной на дачу? – спросил он. Видимо, за край он еще не был готов. Или просто не был.
– Куда угодно! – согласилась я, и его мягкая на ухабах машина домчала нас до какой-то невероятно красивой бревенчатой дачи, где русский колорит изящно сочетался с еврокомфортом в виде душевой кабины и туалета.
– Не боишься? – игриво посматривал на меня Андрей. Я краснела, потому что центральным моментом интерьера дачи была огромная кровать, поэтому в целях и задачах нашего променада не могло быть разночтений.
– А если и боюсь?
– Но ведь я же рядом! – шаловливо поиграв мышцами, «утешил» меня он. В общем, там, около декоративного камина и натурального соснового бора и состоялось мое посвящение во взрослую жизнь. Я так боялась сделать что-нибудь не то и разочаровать своего рыцаря, что практически ничего не помню. Кроме того, как бешено колотилось сердце, а от каминного жара раскраснелись щеки. Еще помню его глаза, сосредоточенно что-то там высматривавшие на моем лице. Потом он накормил меня зажаренным над огнем шашлыком, напоил красным вином, от которого у меня кружилась голова и хотелось петь.
– Дай мне еще! – бравурно тянулась к бутылке я.
– А таким маленьким девочкам не вредно много вина?
– Разве я и теперь для тебя маленькая девочка? – удивилась я. И на всякий случай, для убедительности выставила вперед голую ногу.
– Ну что ты. Теперь, конечно же, нет.
– А кто я тебе теперь? – ляпнула я оттого, что была навеселе. Хотя, если честно, просто оттого, что это был самый мой главный вопрос. Андрей на несколько минут замолчал, прополоскав губы вином. Потом внимательно посмотрел на меня и сказал:
– Ты женщина, которую я люблю. А ты? Ты меня любишь?
– Да. О да! – кричала я от радости, и вся дальнейшая жизнь вдруг предстала передо мной. Вот мы с ним идем к алтарю, а от меня глаз нельзя отвести. Вот у нас рождается первенец, и Андрей не может сдержать слезы счастья. Вот мы с ним путешествуем по миру, не в силах оторваться друг от друга. Вот мы…. на этом мое воображение устало замолкало, потому что и так было достаточно.
– И ты хочешь быть со мной?
– Конечно! – хлопала в ладоши я.
– А если это окажется не так просто? – продолжил допрос он.
– Я вынесу все, – заверила его я, тем более что совершенно не представляла, к чему он ведет разговор. Собственно, он ни к чему такому его и не вел. В тот день. Потом был и другой день, и третий. И снова была дача, и был камин, были прогулки по Москве, пара выставок, где он рассказывал мне о любимых живописцах. В основном мы виделись только в будние дни. Мы встречались в парках Строгино, гуляли по берегу Москвы-реки, целовались-обнимались, он дарил мне красивые букеты и говорил красивые слова.
– Когда я долго не вижу тебя, мне становится плохо, – говорил он, например, а я понимала, что нужна ему. От этого на моей душе делалось легко и приятно. Казалось, что еще чуть-чуть, и все начнет происходить. Моя сказка наяву.
– Так в чем же дело? – сказала я как-то ему. – Если бы ты захотел, ты мог бы видеть меня хоть каждый день.
– Это невозможно, – грустно ответил он.
– Что-то случилось? – взволновалась я, потому что он так ни разу не говорил со мной. Но он только покачал головой и уронил, что называется, лицо в ладони. Такая патетика растрогала меня до слез. Я уже приготовилась исполнить какой-нибудь акробатический номер, который более пристал для жены декабриста, но он оторвал свои ручки от лица и посмотрел на меня красными (как бы от бессонницы) глазами.
– Я такой подлец! – сообщил он мне. Я принялась его утешать, заверяя, что подлецом может быть кто угодно, но только не он.
– В любом случае, я уверена, что ты не мог совершить ничего без крайних причин! – уверенно заявила я.
– А что, если я тебя обманул. Ты была бы способна меня понять и простить? – он сделал ставку на мое патетическое состояние. И надо сказать, что не просчитался.
– Ну конечно же! – лихо махнула я.
– Дело в том, что я больше не хочу тебе врать. Ты слишком много для меня значишь. Я по-настоящему тебя люблю, – издалека начал он, но после такого начала я готова была кушать любое продолжение.
– Я тебя тоже. Очень!
– Тогда просто постарайся понять, что когда я увидел тебя там, тогда, такую юную, совершенно замерзшую и промокшую, я просто не мог не остановиться.
– И слава Богу! – возмутилась я.
– Как сказать. Хоть я и одинок в душе, и люблю тебя, но…
– Но… – тут я замерла, предчувствуя, что хорошего мне не скажут.
– Но я официально женат. Меня с женой связывает только ребенок, она давно уже живет своей жизнью, а чувства умерли…
– Женат? – тихо переспросила я.
– Да, – понурил голову он.
– ЖЕНАТ? – громко спросила я и почувствовала, как кровь внутри меня делает что-то, что можно обозвать термином «закипает».
– Но я люблю только тебя.
– Как ты мог? Почему ты меня обманул? – я выдавила из себя правильные в таком случае слова и попыталась пойти прочь. Пойти прочь у меня получалось плохо, потому что мысль, что вот так, на ровном месте я снова окажусь совсем одна со своей учебой и мечтами, просто останавливала мои ноги на ходу. Я делала свои шаги такими маленькими, такими медленными, что любой дурак догадался бы, что я мечтаю о другом финале. Хочу, чтобы меня догнали.
– Не уходи! – твердо взял меня за локоть он. – Я люблю тебя.
– Не любишь, – еле слышно ответила я, хотя именно этих слов от него и ждала. Боже, как он был убедителен. Как красноречиво рассказывал про то, что именно и почему разделило их с женой. Как он клялся, что сделает все возможное, чтобы только мы были вместе.
– Ты разведешься?
– Обязательно, – сказал он, а я поверила. Тогда наука психология еще была не слишком популярна в массах, и никто не мог объяснить мне, что сказать не значит сделать.
– Ты меня простила? – спросил он, чтобы окончательно расставить все точки над «и». Я ответила «да». Вот тут, наверное, и началась наша подлинная история любви. Моей первой, настоящей и его второй, дополнительной. Хотя, конечно, я так не считала. Могу в свое оправдание сказать, что была уверена в искренности его чувств и что в его обществе чувствовала себя королевой. Он восхищался любым моим начинанием, любой придурью, которые с завидной регулярностью стучались в мою бедовую голову. Сколько всего мы переделали вместе с ним! Он даже учил вместе со мной этот пресловутый английский. Бывали дни, за которые мы не обменивались ни одним русским словом.
– When are we married? – иногда спрашивала я. Он на двух языках объяснял мне, что сначала хочет, чтобы жена встала на ноги и смогла прожить сама, что она никак не придет в себя от перспективы развода, что еще не готовы документы, закрыт суд, а рак на горе никак не свистнет. Как-то он в шутку сказал, что мы поженимся, когда российская сборная по хоккею возьмет золото на олимпиаде. Шло время, я умудрилась в полной гармонии с самой собой закончить институт, в котором училась. Мне выдали диплом, где я именовалась изысканно и романтически – историк-искусствовед. Я выбрала историко-архивный институт, потому что всю жизнь мечтала копаться в каких-нибудь чудесных загадках прошлого, прикасаться руками к живой истории, к живому искусству. Правда, потом оказалось, что вся эта романтика плохо оплачивается.