Я могу снова пройти этот путь, но быстрее, увереннее, лучше. Теперь-то все не закончится на злосчастном тренере-шкурнике. Вот только есть пару моментов…
Мое теперешнее тело — слабее некуда. Толстый мальчишка, в котором я очутился, совсем не был готов к началу тренировок, к появлению в его жизни хоть каких-то непривычных ему физических нагрузок. Это первое. Второе же — нужно понять, где тут, в Устрь-Кубанске секция тяжелой атлетики? А то, что она тут есть, я не сомневался. Это же Советский Союз!
От мысли, что я снова могу вернуться к снарядам, к весам, к тренировкам, меня будоражило. Я чувствовал, как в душе прямо сейчас зарождается спортивный азарт.
— Ну вот, почти пришли, — сказал дед Фомка, когда мы завернули на широкую гравийную улицу, полнящуюся небольшими домиками.
Всюду тут, перед зелеными, синими, желтыми деревянными заборами, росли у дороги высокие орехи, приземистые вишни, стройные, хвастающие своей бугристой корой сливы. Улица буквально тонула в зелени и тени, которая была такой приятной под полуденным солнцем.
Старик, решивший поздороваться с моей, как я понял, бабушкой, повел меня до самой калитки. В каком именно из домов проживал я — Владимир Медведь, сказать я, конечно, не мог. Потому просто последовал за дедом Фомкой.
— О! Смотри, Вовка, — улыбнулся старик, глядя на худенького мальчонку, заворачивающего из-за угла. — А вот и Глеб идет.
Невысокий и тоненький, словно палочка, он топал нам на встречу в расхлябанной синей курточке от школьной формы. Красный галстук весело играл с ветром на его шее. Темно-русый мальчишка со смешным, приплюснутым носом и веснушками, лихо забросил портфель за плечо, и нес его, держа за лямку.
Увидев меня, Глеб изменился в лице. Секунду назад он щурился от солнца, а тут вдруг посмурнел.
— Здорова, Глебушка! — Крикнул ему дед Фомка.
— Здравствуйте, Фома Никитич! А вы чего тут?
Значит, Фомка — все же имя. Вон оно как получается.
— Да вот, с Вовкой домой идем. Я… хм… К бабушке его в гости хочу зайти. Поздороваться.
— А! Ну до свидания!
Мальчик торопливо сошел с дороги, направился к своей калитке.
А мне стала интересна одна вещь — Глебова реакция на меня. Выходит, Вову Медведя одноклассники обижают не просто так. Видимо, чем-то Вова Медведь их первым обидел. Ну или сделал еще что-нибудь неприличное. М-да… Это была проблема. И ее надо было решать. Вот только чтобы решить, надо сначала разобраться в ее сути. Поэтому я и захотел поговорить с соседом Глебом. Наверняка мы учились с ним в одной школе, если не в одном классе.
— Деда Фома, — начал я. — Ты иди. Я с Глебом поздороваюсь!
Глеб, услышав это, зыркнул на меня странно. Потом ускорил шаг.
— Чего, в школе не нагулялись? — Хмыкнул старик.
— Ага! — Только и ответил я, поспешив к Глебу.
Перехватил мальчишку у самой калитки, когда он уже вошел к себе во двор. Недолго думая, я подставил носок туфли, чтобы Глеб не смог закрыть передо мной дверь.
— Э! — Возмутился он. — Пусти! Ты чего, Батон⁈
— Разговор есть, — сказал я серьезным тоном.
— Да какой разговор? Нельзя мне с тобой разговаривать! Ты ж знаешь!
— Почему это нельзя? — Схватился я за железную ручку деревянной калитки. — А?
Я потянул, налег всеем весом, и худенький против меня Глеб, сдался.
— Ну чего⁈ — Вышел он за двор.
— Что за дела, сосед? — спросил я тут же. — Чего это ты от меня убегаешь?
— Ты че, Батон? — Удивился Глеб. — ты же…
— Еще раз батоном назовешь, я на тебя сяду. Понял? — Нахмурил я брови.
Глеб, напротив, удивленно вскинул свои.
— Э-э-э-э… ну…
— Не нукай. Скажи лучше, чего ты убегаешь?
— Мне нельзя с тобой разговаривать, ба… Вова. Если кто из наших увидит, хана мне.
— Почему? — Спросил я. — Че я, прокаженный, что ли?
— Как это почему⁈ — Удивился Глеб. — Ты что, не помнишь⁈
— А ты представь, что не помню.
Глеб недовольно поджал губы, выпрямился как по струнке и выдал:
— Медведю бойкот!
Глава 3
— Бойкот? Это за что же? — Спросил я задумчиво.
— Да не притворяйся ты, Вова, — Глеб скрестил ручонки на груди. — За предательство, конечно! Ну, хватит. А то я уже и себе на бойкот наговорил.
— А чего ж, выходит, со мной разговаривать никому нельзя?
— Конечно, никому! Если кто заговорит с предателем, сам станет предателем. И ему тоже бойкот!
— А чего ж тогда эти трое со мной разговаривали? — Спросил я с ухмылкой.