— Первое место, — улыбнулся я.
— Что?
— На грядущих соревнованиях нам нужно первое место в моем весе.
— Сдюжим ли? — Хмыкнул тренер.
— Сдюжим. Ну ладно. Пошел я. До послезавтра, Константин Викторович.
Грюкнув калиткой, я пошел по темному двору к крылечку. Теплый свет окон несильно разгонял тут тьму, и потому приходилось смотреть под ноги, чтобы не угодить в лужу.
Я услышал, как за спиной несколько раз крякнул стартер, когда Константин Викторович стал жать лапку мотоцикла. Потом звонко заработал двигатель. Свет фары пробился сквозь щели забора и завернулся. Это тренер выехал с полянки, развернувшейся перед двором. Потом мотоцикл гулко понес его по гравийке прочь от моего дома.
Вдохнув прохладный воздух осеннего вечера, я быстро заскочил на крыльцо. Войдя на веранду, отправился в дом.
Кухонька была пустой. Из большой комнатки приглушенно звучал радиоприемник. Диктор рассказывал что-то о сельскохозяйственных достижениях колхозников на Кубани.
Я заглянул в комнату, чтобы поздороваться. Бабушка сидела под торшером, стоявшим на тумбе, и сонно вязала шерстяной носок. Мама же, увлеченно штопала мои домашние штанишки.
— Привет всем, — сказал я. — Я отзанимался. Что у нас на ужин?
Мама с бабушкой, отвлеклись от своих дел. Обе глянули на меня, а потом вдруг переглянулись. Во взгляде обеих женщин блестела какая-то обеспокоенность.
— Бабушка налепила вареников, — сказала мама.
— Если хочешь, там есть макароны по-флотски, — сказала бабушка. — Я тебе специально курочку зарубила. Сделала макароны с белым мясом, как ты любишь.
— Спасибо, ба.
— Давай разогрею, — опершись о подлокотники кресла, попыталась, было встать бабушка, но мама ее остановила.
— Ма, сиди. Я сама.
— Да ладно. Я разгоняю, — сказал я, — не дергайтесь.
— Вов, да ладно. Ты устал. Давай я тебе наложу, — предложила мама.
Отложив шитье, она направилась на кухню. Пожав плечами, я пошел в свою комнатку, положил сумку у шкафа, сам стал переодеваться. Потом, пока макароны скворчали на разогретой с вечера печке, я наскоро умылся.
Так приятно было смочить руки, лицо и шею в прохладной воде после тренировки. Все чаще в моей новой жизни я обращал внимание на простые радости, которые люди привыкли не замечать.
Мама молча разогрела мне ужин. Наложив в тарелку, поставила макароны на стол. Сама занялась чайником, чтобы приготовить мне чаю.
— Спасибо, — сказал я, садясь ужинать.
Мама что-то неразборчиво буркнула. Выглядела она какой-то напряженной, обеспокоенной. Будто бы что-то случилось.
— Ма, все нормально?
Залив в чайник, мама вернула его на разгоряченную печку. Бросила на меня робкий взгляд. Потом, вздохнув, села напротив.
— Да нет… Ничего такого не случилось, — промямлила она.
Я отправил полную макарон с мясом ложку в рот. Поджаристые, они были необычайно вкусны. За все то время, пока я живу моей новой, второй жизнью, я понял, как сильно можно наслаждаться простой едой. В две тысячи двадцать чертежом нас баловали всякой шаурмой и фастфудом. Вредной дрянью, что не несет в себе ничего полезного. Да, все это вкусно, глупо спорить. Однако сейчас, для меня, никакие фастфуды не идут в сравнение с простыми макаронами с мясом, заботливо приготовленными специально для меня. Было в этой простой еде что-то особенное. Какие-то старания, с которыми ее готовили, чтобы получилось вкуснее.
— Это не так, — сказал я, прожевав пищу. — Я же вижу, ты беспокоишься. Расскажи, ма, что у тебя на душе такое?
Мама напряженно помолчала, как бы собираясь с силами, потом, наконец, заговорила:
— Вить, я думаю, тебе стоит бросить тренировки по штанге. Давай запишем тебя на какой-нибудь другой спорт, а? Не такой вредный.
Я нахмурил брови. Отставил тарелку с макаронами.
— Почему ты снова об этом заговорила? Я думал, ты не против занятий.
— Была не против, — мамины глаза забегали. — Но потом я…
Она задумалась на мгновение, ища, а может быть, выдумывая аргумент.
— Потом я прочла в одном журнале, что для детишек вредно заниматься штангой.
— Если бы было вредно, у нас не открывали бы секции для школьников, — заметил я. — А что за журнал. Можно почитать?
— Ну… Он на работе мне подвернулся. Кто-то с бухгалтерии, наверное, принес. Ну вот в обед и попался мне на глаза.
— И в чем же вред?
— Там говорили, что ты перестанешь расти от тяжелой атлетики. Что останешься низкорослым, а кости у тебя будут слабые, ломкие. В общем… Я против.