- Посему приказываю, - громко подытожил Ройсс, - выдвинуться к лесу в направлении разрушенного хутора, развернуться в цепь и прочесать лес, поддерживая между собой интервал, позволяющий видеть друг друга. При обнаружении противника открыть огонь на поражение.
Последовательно прозвучали команды, рота повернулась на девяносто градусов и под командой Ульбрихта, быстрым шагом направилась на восток.
- А как же я? - воскликнул Миллер.
Ройсс снисходительно улыбнулся:
- Неужели вы думали, что я отправлю вас в солдатском строю? Имеются и другие способы добраться до нужного места. Когда рота достигнет опушки леса, вас доставят туда на автомобиле.
- Не слишком ли вы заботитесь обо мне? – в голосе Миллера послышалась усмешка.
- Нет. Просто у меня плохое предчувствие, - холодно ответил офицер.
Через несколько минут солдат-радист, продолжавший следить за радиопередачей русских, подбежал к Ройссу.
- Господин гауптман, они замолчали.
«Почуяли опасность и уносят ноги? Довольно необычно», - подумал тот, а вслух приказал:
- Продолжайте слушать.
Взглянув на часы, Ройсс вызвал телефониста и приказал связать его со штабом дивизии: сведения о диверсионной группе противника, благодаря которой оказались уничтожены несколько артиллерийских батарей и захлебнулась атака пехоты, долетели и туда. Доложив обстановку, Ройсс приложил к глазам бинокль и осмотрел опушку леса. Солдаты уже растянулись в цепь и скоро должны были достичь края поля. Вражеская радиостанция продолжала молчать. Ройсс кивнул Миллеру. Тот понял и направился к автомобилю. Солдат-водитель уже ожидал его, мирно покуривая трубку.
«Табакерка», - невольно вспомнил Миллер и дотронулся до кармана, убеждаясь, что та на месте. Он уселся на переднее пассажирское сиденье форда, и тот, раскачиваясь на ухабах и ямах, покатил в сторону леса. Когда Миллер оказался на месте, поисковая рота уже скрылась в среди деревьев. Он вышел из машины, но в то же мгновение какой-то гул донесся до его слуха: что-то засвистело, затрещало, после чего под его ногами содрогнулась земля. Посмотрев направо вдоль кромки леса, он увидел, как оттуда на запад с грохотом несутся повозки, бегут, отстреливаясь и крича, солдаты, несется отступающая конница. Он видел, как недалеко от кладбища затрещал немецкий пулемет, но русские уже подтянули полковые орудия, и через несколько минут на месте огневой точки взметнулось несколько пудов развороченной земли. Немецкая батарея из четырех орудий, прикрывая отступающие части, развернула стволы в сторону прорыва. В двадцати метрах от Миллера разорвался снаряд, и оглушенный, он упал на землю. Водитель что-то закричал, отчаянно жестикулируя, потом бросился к нему, помог встать и потянул за рукав к машине. И тут совсем рядом прозвучал пистолетный выстрел. Солдат тут же рухнул на колени и завалился набок, увлекая за собой Миллера.
- Ба! Какая приятная встреча, - прозвучал рядом чей-то злорадный голос.
Немец перевернулся на спину и с ужасом взглянул наверх. Оттуда на него смотрело чье-то незнакомое, измазанное грязью, лицо. Человек был одет в форму русского офицера. Из опущенного вниз дула пистолета еще вытекала струйка дыма. Рядом с офицером стоял солдат. На его лице, в свою очередь, читалось удивление. Миллер перевел взгляд на водителя и увидел его лежащим в луже собственной крови. Теряя рассудок, Миллер забормотал на ломаном русском:
- Я не солдат, я ученый. Не убивайте меня.
- Заткнись, - спокойно, но твердо сказал человек в офицерской форме, - а ну вставай и топай.
Немец, пошатываясь, поднялся и побрел в указанном направлении. Затем его буквально затолкали в заросли густо растущего кустарника и приказали лечь.
- Веди себя смирно, - прозвучал над его ухом угрожающий голос. – Шевельнешься, или звук какой издашь, придушу прямо здесь.
В это время послышался треск ломаемых веток и голоса немецких солдат. Офицер Ульбрихт, поняв, что русские прорвали оборону и рота может оказаться в окружении, отдал приказ прекратить поиски и выходить из леса. Автомобиль и труп водителя заметили сразу, но времени возиться с ними не было - кругом уже щелкали пули, и рвались снаряды. Колонна сформировалась на ходу и под огнем прорвавшихся русских частей, стала отступать.