Выбрать главу

25 августа по новому стилю немцы атаковали и отбросили назад 6-ой русский корпус, прикрывавший правый фланг армии генерала Самсонова вблизи Танненберга[1]. Доклада о сложившейся ситуации от командующего корпусом Самсонов не получил и даже отправил к нему ординарца с приказом, уже не имеющим смысла. Разумеется, офицер в назначенном месте никого не отыскал. Через оголившийся фланг за спину русской армии хлынули немецкие войска - так было положено начало окружению. Генерал Самсонов по-прежнему был дезинформирован и не понимал, что происходит. Тем временем оказался смят и отброшен назад 1-ый корпус, прикрывавший армию на левом фланге. И опять командующий об этом узнал не сразу. В итоге, два находящихся в центре пехотных корпуса, за номерами 13 и 15, вместе с самим Самсоновым оказались в окружении и под жесточайшим артиллерийским и пулеметным огнем стали прорываться на восток.  Командующий шел пешком вместе с отступающими колоннами и, не выдержав позора, застрелился в перелеске. Что и говорить: от прочтения подобных строк на душе становится горько, но все же стоит отдать должное храбрости русских солдат и офицеров, не желающих сдаваться без боя. В результате сражения возле Танненберга несколько немецких дивизий и бригад оказались разбитыми. А уже через неделю 2-я русская армия, пополненная из резервов, вновь возродилась и продолжила сражаться на фронтах Великой войны. Но это случится чуть позже, а пока германцы, вдохновленные неожиданным успехом, решили отомстить генералу Реннекампфу. Пройдя вдоль Мазурских озер на север, они оказались возле левого фланга 1-й армии, который прикрывался лишь одним пехотным корпусом и, разумеется, отбросили его. Путь для охвата целой армии оказался открытым, и Реннекампф начал немедленное отступление. Прикрываясь 2-м и 20-м корпусом, части 1-ой армии с боями покидали Восточную Пруссию.

                                                                                2

Санитарная двуколка подпрыгивала на ухабах и так дребезжала, что казалось: еще немного, и она рассыплется, как спичечный домик. Звуки, издаваемые ею, вплетались в общий гул, сопровождавший отступающую армию. Ржали лошади, кричали люди, тысячи сапог и копыт грохотали по дорогам, поднимая к небу столбы пыли. Где-то позади, возле речной переправы, слышалась ружейная стрельба, прерываемая частыми разрывами гаубичных снарядов. Там удерживало оборону несколько полков, давая возможность спастись остальным.

Дно повозки было застелено соломой, но это мало помогало пассажирам, многие из которых лежали в окровавленных бинтах, без рук и ног. Степану было стыдно. Его конечности находились на месте, и он долго, но напрасно возмущался, когда врач приказал ему занять место среди тяжелораненых.

- Я способен идти сам! - кричал он. – Где рядовой Афанасьев? Его спасите!

 – Его отправили впереди тебя, потому не спорь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Степан не знал, что один из лучших солдат его отделения, душа любой компании, умеющий так загнуть историю про сельских колдунов и оборотней, что аж мурашки у всех по спинам бежали, час назад умер в жестоких мучениях. В перевязочном пункте они лежали рядом. Рядовому Афанасьеву в живот угодила шрапнель, и он все время стонал и выкрикивал что-то, не в силах выбраться из полусознательного кошмара. Не знал Степан и о том, что, поднимая солдат в штыковую атаку, смертью храбрых погибли последние офицеры его роты. Игнат Захаров, с которым у Федорина сложились дружеские отношения после злополучного случая с избиением рядового Прохорова, пропал без вести; его командир, унтер-офицер Потапов, погиб под огнем немецкого пулемета, а из всего «федоринского» отделения в живых остался только сам Степан. Не знал он и о том, что старшего унтер-офицера Козлова собирались наградить Георгиевским Крестом 4-ой степени - за личную храбрость и умелое руководство взводом после атаки на высоту, имевшую важное тактическое значение. На самом деле, командование взводом принял на себя Степан, а Козлова на холме уже и в помине не было. Ничего этого он не знал, продолжая трястись на дне санитарной повозки и сжимая зубы от боли в спине. Отступающие войска представляли ужасное зрелище. Роты перемешались, и грязные, измученные, несколько дней не евшие солдаты, угрюмо брели разрозненными группами среди повозок с ранеными и убитыми. Степан видел, как артиллеристы с трудом тащат из трясины орудие, рухнувшее в ручей с моста; как какой-то офицер на лошади громко выкрикивает номера рот, пытаясь сформировать из людей организованные отряды.