За счет смекалки и природного ума Белозеров состоял на хорошем счету в управлении департамента полиции и лично у товарища министра внутренних дел. А вот для начальника сыскного отделения, Копытовского Владимира Поликарповича, - личности в целом заурядной и безмерно любящей власть, - Белозеров с самого начала оказался чужаком. Тот откровенно завидовал сыщику, радовался его неудачам и желал их. Втайне он мечтал избавиться от ретивого сотрудника, на фоне которого чувствовал себя несколько ущербным. При этом он совершенно не переживал за то, что репутация его отделения может пострадать и преступления перестанут раскрываться столь же хорошо, как прежде. Но, оставим это на его совести.
Вернувшись в отделение, сыщики продолжили размышления. За окнами царила ночь, и до окончания дежурства оставалось время, которое следовало чем-то заполнить. Дело представлялось весьма запутанным и загадочным. Платок с найденной на месте преступления щепоткой табака, Белозеров аккуратно развернул на столе.
-Как считаете, Егор Прохорович, - спросил он, закуривая папиросу и откидываясь на спинку стула, - что заставило профессора выйти в этакую холодину на улицу, ночью, да еще и без шапки? И откуда табак этот взялся, коли он не курил?
-Душегуб его рассыпал, к гадалке не ходи, - ответил тот. - Карман дырявый небось.
- Нищий студент? – улыбнулся Алексей Петрович.
Егор Петрович хмыкнул и потер переносицу:
- Я, когда в деревне жил, еще до армии, тоже махорку в кармане таскал. Бывало, собираешься куда-нибудь - в город, на ярмарку, а у отца, в сенях, подобного добра - целый мешок. У меня даже привычка завелась: прежде чем выйти из дома, зачерпывал пригоршней махорку и сыпал её в левый карман. Газетные полоски и спички клал в правый. А потом, бывало, забудусь и что-нибудь еще в карман с махоркой положу, а как вынимать обратно стану – обязательно просыплю.
-Такое вполне возможно, - согласился Белозеров.
На самом деле Алексей Петрович лукавил. Он не позволял себе даже таких, незначительных казусов и стремился контролировать каждый свой шаг - и во время службы, и за ее пределами. Он считал, что порой именно мелочи определяют судьбу человека, не говоря уже про то, что из них составляется всякий крупный предмет.
- Улика в виде щепотки табака может образоваться, если крупинки упадут с небольшой высоты, - размышлял он, - почти вровень с мостовой. Иначе, они бы рассеялись на большей площади. Добавь сюда небольшой ветерок в переулке…
На последних словах его голос вдруг сорвался и перешел в какое-то старческое сипение. Он принялся сильно кашлять, а лицо его окрасилось в малиновые цвета. Егор Прохорович плеснул в стакан воды из графинчика, и Алексей Петрович, сделав несколько больших глотков, прочистил горло. Затем взял со стола салфетку и вытер со лба проступившие капельки пота - стало как будто легче. Увлекшись сочинительством гипотез, Белозеров совсем упустил из виду, что сильно болен. Но едва приступы кашля миновали, как он вновь заговорил:
- Благодарю, Егор Прохорович... Когда я стал осматривать снег возле трупа, то заметил еле заметный след. Поначалу я даже не придал ему значения. Это была неровная прерывистая полоска, шириной около двух дюймов[1]. Мне стало ясно, что после выстрела рука профессора Воронова ударилась о брусчатку, и из нее выпал некий предмет. Он пролетел по снегу около сажени[2] и раскрылся, после чего и образовалась сия улика, – он показал глазами на платок. – В пользу этой версии говорит и тот факт, что ладонь у профессора чистая, на ней крупинок не имелось, а значит – в нашем деле участвует кисет или табакерка. - Белозеров сделал паузу, проверяя в уме, не пропустил ли чего и убедился, что не пропустил: - Как считаете, Егор Прохорович?