Йохан готов был заплакать и лишь с трудом удерживал себя от этого. Штефан легонько потрепал его волосы и улыбнулся.
- Я же не ухожу в далекие страны, - ласково сказал он и показал рукой в сторону хозяйственных построек. – Я буду вон там. Давай вместе посчитаем, сколько шагов нас будет отделять друг от друга.
Йохан обрадовался и принялся мерять расстояние от дома до конюшни.
- Пятнадцать шагов! - крикнул он.
- Не может быть, - усомнился Штефан, - а ну-ка я проверю.
И он двинулся следом за Йоханом, стараясь делать шаги как можно шире.
- Девять! – воскликнул он. – Вот видишь, это еще ближе, чем ты думал.
- Так нечестно, - засмеялся мальчик, - у тебя ноги длиннее.
- Ну, и хорошо, что так.
Они зашли в свободное стойло, Штефан бросил на землю тюфяк и с довольным видом оглядел деревянные стены.
- Тут сооружу печку, чтобы зимой тепло было. Ты, Йохан, за меня не беспокойся. Были в моей стране люди, которые и такой квартиры не имели. Сами, по собственному желанию, уходили от всех в глухие чащи и жили там наравне со зверями, проводя годы в постах и молитвах. Увидели бы они сейчас эту конюшню и покачали бы головами: «Да ты, Штефан, словно барин тут устроился».
Йохан не перебивал, но по хитрому выражению его лица стало ясно: подобным сказкам он не верит.
- Я правду говорю, - принялся настаивать Штефан, - вот те крест.
В этот момент со двора послышался голос служанки. Ее звали Хильда, и она уже много лет работала в доме барона: прибиралась в доме, стирала, гладила, готовила еду. Она была одинокой женщиной, никогда не состоявшей в браке. Говоря откровенно, природа не наделила ее внешней красотой, но вероятнее всего, причина ее одиночества крылась не в этом, а в сдержанном характере, в котором не имелось даже намека на эмоции. Хильда очень сухо, а порой высокомерно, вела себя с людьми, но при всем при этом всегда оставалась честной, исполнительной и не способной на подлость, а это, надо заметить, весьма существенные качества. Ходил, правда, слух о ее давнем романе с каким-то офицером, но кому в настоящий момент это было интересно? Подобных историй случалось великое множество, и о них уже не однажды писали прозаики и поэты всего мира. Поговаривали, правда, что до романа с офицером Хильда была гораздо общительней, так что наверняка она сделалась чёрствой из-за несчастной любви. К Штефану она относилась подчеркнуто высокомерно, но вскоре он заподозрил, что нелюдимость и замкнутость этой женщины являлись всего лишь маской, скрывающей её подлинные чувства.
Тем временем голос Хильды послышался вновь, но теперь он звучал громче и требовательней.
- Тебя зовут, Йохан, - сказал Штефан.
- Знаю, - с досадой ответил мальчик, - наверное, опять заставит наводить порядок в комнате. Ладно, пойду, а то она всех лошадей перепугает.
Йохан ушел, а Штефан прилег на тюфяк, и тоскливым взглядом уперся в доски потолка. Через некоторое время в стойло зашла Хильда. Длинное серое платье с повязанным поверх белым фартуком, волосы, закрученные в тугой пучок и скрепленные шпильками, очки в тонкой оправе и плотно сжатые губы – все это невольно наводило на мысль, что кто-то крепко провинился и сейчас получит заслуженное наказание: в виде затрещины или пренеприятнейшей беседы. На вид Хильде было около сорока лет, но вероятнее всего, она выглядела намного старше своего истинного возраста.
- Барон Майер просил передать, чтобы вы отправлялись в лес и нарубили как можно больше дров, - ее слова лились в уши Штефана словно холодная вода из ушата. - До конца недели вам необходимо заполнить поленницу, которая находится в ангаре. Заодно привезите хворосту для растопки и березовых веток для метелок.
Сказав все это, женщина окинула Штефана суровым взглядом и, не дожидаясь ответа, круто повернулась на каблуках и направилась к выходу из конюшни. Лошади сопровождали ее уход презрительным фырканьем.
- Добрый день, фройляйн Хильда, - весело крикнул ей вслед Штефан.
Она остановилась, раздумывая, отвечать ему или нет? Приняв решение, даже не обернулась - сорвалась с места и скрылась за углом.
[1] Помещик.
[2] До начала Первой Мировой войны эта территория входила в состав Австро-Венгрии, а летом 1914 года, в ходе кровопролитных боев, была занята русскими войсками.
[3] Давайте вспомним также и тех, кто непосредственно осуществлял Брусиловский (Луцкий) прорыв: 8-я армия и ее командующий Каледин, 4-я «Железная бригада» и ее начальник Деникин, 48-я пехотная дивизия и её командир генерал Корнилов, и многие другие Белые офицеры. Давайте хотя бы за это отдадим должное этим людям, признав, что в той войне они служили России верой и правдой, с честью исполняя свой воинский долг.