Погода не располагала к прогулкам, но свежий воздух и впрямь оказался намного лучше духоты казенного помещения. Осенняя улица встретила их багряно-желтыми красками и мелким дождиком. Обходя лужи, они немного прошли по безлюдной аллее и остановились под кроной старого ясеня. Здесь, относительно прочих мест, было сухо.
- Ты стала такой взрослой, - промолвил Белозеров, не зная, с чего начать разговор. – Как ты оказалась в Петрограде?
- Я заехала ненадолго, по делам Общества Красного Креста. И так вышло, что госпиталь, в который меня командировали, находится рядом с вашим участком. Вот я и решила наведаться.
- Это хорошо, - закивал Белозеров, – это ты правильно поступила, Евдокия. Боже мой, как ты повзрослела. Я помню тебя восьмилетней девочкой, и мне сейчас… очень стыдно за то, что все эти годы меня не было рядом.
- Давайте не будем об этом, папенька. Что было, то прошло. Главное в настоящем.
- Ты правда так считаешь? И не осуждаешь меня?
- Что вы, папенька, нет.
- Я даже не знаю, чем заслужил от судьбы такую милость, - дрогнувшим голосом воскликнул Белозеров. Он шагнул к дочери и крепко обнял ее. Как приятно было ощущать ее тепло и запах волос, такой душистый и родной. Что-то размокло, захлюпало в душе сыщика, но виной этому была не осень, а нежданно нагрянувшая весна. Он освободил дочь из своих объятий и попросил: - Расскажи, как ты живешь? Ты не замужем?
- Нет, - улыбнулась она. – Первые два года войны я проработала сестрой милосердия на германском фронте. Потом меня и еще двух девушек в составе особой комиссии делегировали в Германию - осматривать лагеря для военнопленных. Сейчас я работаю в главном управлении Красного Креста, занимаюсь финансовыми вопросами. Так что времени на устройство личной жизни у меня не имелось.
Чувство неловкости понемногу оставляло Алексея Петровича.
- Слушай, Евдокия, - воскликнул он, вытянув руку и чувствуя, как в ладонь шлепаются холодные капли дождя, – в одном квартале отсюда находится одно уютное местечко. Может, сходим туда, выпьем по чашечке кофе и поговорим?
Девушка с сожалением покачала головой.
- Я не могу. Мне скоро уезжать.
- Понимаю, - с грустью произнес Алексей Петрович. – Надеюсь, ты не станешь возражать, если я стану тебе писать. Ты только сообщи, куда.
Евдокия улыбнулась.
- Я сама вам напишу, папенька. Сейчас много времени проходит в разъездах, и я не знаю, где могу оказаться завтра, а ваш адрес остаётся прежним.
- Хорошо. Только обязательно напиши. Я буду очень ждать. И еще знай, что я очень любил и до сих пор люблю твою маму. И тебя тоже люблю, хотя долгие годы не понимал этого, старый дурак. И ты, Евдокия, если можешь, прости меня.
Щеки девушки окрасились румянцем.
- Ну, что вы, папенька, - воскликнула она, бросаясь к нему и крепко обнимая. - Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на обиды. Я очень, очень хотела повидаться с вами.
- Я тоже…
Так они и стояли, одни среди безлюдных и промокших аллей осеннего парка...
- Мне пора - сказала, наконец, Евдокия и, улыбнувшись, добавила. – Вот и дождь заканчивается. - Она освободилась от объятий отца и тихо добавила: - До свидания, папенька. Мы еще обязательно встретимся и тогда обо всем поговорим.
- Конечно, - задумчиво ответил он. - До свидания, Евдокия. - И вдруг спохватился: - Постой, а как там Валентина Петровна и Аристарх Семенович? Здоровы ли?
- Да, - отчего-то засмеялась она, уже удаляясь от него по аллее. – У них все по-прежнему. Только постарели немного.
Через серые облака пробились солнечные лучи, заиграв веселыми бликами. Евдокия вышла из парка и остановилась на тротуаре, пропуская спешащий куда-то экипаж. Затем перешла на другую сторону дороги, оглянулась на отца и дотронулась указательным пальцем до виска. «Что она делает?" – подумал Белозеров.
- Я сумасшедший? – крикнул он, улыбаясь.
- Нет, - засмеялась она. Её голос звенел вдалеке, словно колокольчик. – У вас седина на висках.
Он, грустно улыбнулся и помахал ей вслед.
Желтый лист, оторвавшись от ветки, скользнул по его щеке, оставив на ней влажную полоску.
[1] Папиросы с таким названием производились на фабрике С.Габая. Фабрика «Лаферм», например, изготовляла папиросы с названием «Зефир» 5-ти сортов.
Часть 2. Глава 4. Последнее Рождество
Вот и наступил долгожданный Сочельник. Из дворов уже соблазнительно пахло хлебной выпечкой и студнем, приправленным чесноком и петрушкой, а кое-где по воздуху плыл ароматный дымок от запечённого гуся или цыпленка. На улицах города, несмотря на продолжавшуюся войну, царила предпраздничная суета: все куда-то непременно спешили, закупали свечи и масло для лампад, доставали из сундуков елочные украшения; почтальоны разносили по адресам поздравительные открытки и письма. Как-то незаметно настроение предстоящего праздника увлекло и Алексея Петровича. Его коллега, Егор Прохорович, недавно женился и теперь звал его в гости на Рождество. Чета Мироновых предвидела, что сыщика придется упрашивать долго, ведь по его же словам он "не хотел докучать молодоженам своей холостяцкой религией». И все же им удалось совершить невозможное - случилось на входе в сыскное отделение