- Благодарю вас за объяснение, - с улыбкой ответила Елизавета Леопольдовна, - но оно нисколько не умаляет вашей вины.
Все рассмеялись, и празднование Рождества продолжилось. Наконец, ёлка была наряжена, и детей отправили спать. Засобирался и Белозеров.
- Куда вы, Алексей Петрович, останьтесь? – принялась упрашивать его Елизавета Леопольдовна.
- В самом деле, ночуйте у нас, - поддержал ее супруг: – Места всем хватит. Будете спать в отдельной комнате.
- Благодарю вас, но я все же пойду домой, а завтра, после одиннадцати, я вновь к вашим услугам.
- Приходите, непременно приходите завтра, - настойчиво попросила Елизавета Леопольдовна.
- Обещаю всенепременно.
Белозеров попрощался и вышел на улицу. Он не любил ночевать в чужих квартирах.
Морозный воздух после теплого помещения оказался ему приятен. Город не спал, светясь огоньками окон и фонарей. По булыжным мостовым еще стучали колеса проезжавших мимо редких экипажей, но тротуары выглядели безлюдно. Белозеров посмотрел на небо, отыскивая на нем Рождественскую звезду, и… нашел её. Она словно лежала на дне круглого колодца, образованного облаками, и мерцала, подмигивая ему. Он тоже подмигнул ей, чему-то улыбнулся и зашагал вдоль мостовой.
И то ли ему послышалось, а может и в самом деле, но далеко-далеко над городом как будто поплыл звон благовеста.
Часть 2. Глава 5. Песок и звезды
1
Город Урумчи и отроги Тянь-Шаня остались далеко позади, скрывшись за дрожащим маревом горячего воздуха. Александру Васильевичу удалось уговорить китайца проводить экспедицию до конца намеченного маршрута и от этого он пребывал в бодром расположении духа. Мулов было решено продать вместе с повозкой (Залдастапова чрезвычайно раздражало их противное ржание, к тому же они не могли обойтись без хлебного корма и воды), а взамен приобрести менее прихотливых верблюдов. И вновь черные тени каравана медленно поплыли по безжизненным пескам Такла-Макан, встречая на своем пути лишь миражи и редкие селения, состоявшие из походивших друг на друга глинобитных домиков.
- Будем держаться в стороне от дороги, - пояснил Залдастапов, и китаец, которого звали Пинг, понимающе закивал головой.
Через несколько дней пути безжизненное пространство распахнулось настолько широко, что показалось Залдастапову безбрежным морем, волны которого внезапно отвердели, обратившись в желтую пыль. Шорох песка под ногами, поскрипывание кожаных ремней и собственное тяжёлое дыхание через ткань, закрывающую лицо, – вот и все звуки, сопровождавшие путников в мертвенной тишине. Сумерки, а затем и ночи, стали приносить с собой необыкновенный холод. С наступлением темноты путники останавливались, и китаец, по обыкновению, разжигал большой костер. Поужинав, все укладывались вокруг него, завернувшись в суконные одеяла и спали так до восхода солнца. Как-то раз в вещевой мешок Залдастапова заполз скорпион, и только чудом он избежал ядовитого укуса. С тех пор после каждой ночевки путники стали тщательно осматривать сумки и одежду.
Кизяк и дрова понемногу заканчивались, и нужно было позаботиться о топливе для костра, поэтому, заметив среди барханов заросли саксаула, Залдастапов несказанно обрадовался. По ночам он больше всех страдал от холода, и Топальский только диву давался: как такой неподготовленный и слабый человек решился отправиться в столь опасное путешествие? Александр Васильевич выхватил из сумки небольшой топорик и хотел было наброситься с ним на заросли, но китаец с улыбкой покачал головой:
- Лучше не пытаться, - со знанием дела, промолвил он. – Это все-равно, что рубить камень. Саксаул хрупкий, его надо ломать, но еще проще набрать валежника.
Залдастапов ему сначала не поверил, но вскоре убедился в правоте Пинга. Издалека деревья показались ему уродливыми, но подойдя ближе, он разглядел в их страдальчески перекрученных стволах внутреннюю силу и застывшее движение, какое можно встретить только в творениях гениальных скульпторов. Даже здесь, среди мертвых песков и испепеляющего солнца, жизнь умудрялась находить для себя лазейки, принимая порой причудливые формы. Глядя на странное растение, Залдастапов проникся к саксаулу уважением.
Однажды утром, когда солнце едва коснулось своими лучами края земли, Пинг вдруг огляделся по сторонам, а затем показал куда-то рукой. Все посмотрели в том направлении, но не увидели ничего, кроме песчаной дымки размывающей границы горизонта.