- Я не успел рассмотреть этого несчастного.
- Околоточный Семен Ефимов. Помните?
Миронов тяжело вздохнул, на щеках его задвигались желваки.
- Как же не помнить. Злополучное дело профессора Воронова.
- Вот-вот, - произнес Белозеров. – Ладно, Егор Прохорович. Вот что я вам скажу. Идите-ка вы домой, к жене, и сидите там тише воды ниже травы.
- А как же вы? Я..
- Послушайте меня, - перебил его Алексей Петрович. – Я понимаю, мы государевы люди и обязаны выполнять свой долг до конца. Но и кидаться вдвоем на многотысячную толпу смысла не много. Геройство лучше поберечь, оно нам еще пригодится. Дождемся прояснения ситуации и тогда начнем действовать. Поэтому ступайте домой и ждите от меня дальнейших указаний.
- А вы?
- Я попробую отыскать людей, еще не сошедших с ума и способных хоть как-то повлиять на ситуацию. Чуть не забыл… - Белозеров протянул ему несколько спасенных папок из картотеки. – Сохраните их. Здесь дело профессора Воронова.
Забегая вперед, скажем, что отыскать подобного человека Белозерову не удалось. Повсюду царили хаос, безумие и жестокость. Телефоны департамента полиции не отвечали. Признаков хоть какой-то власти, способной усмирить озверевшие толпы, нигде не наблюдалось. Офицеров и полицейских, олицетворявших ненавидимый всеми царский режим, без сожаления убивали на улицах и площадях. Их сбрасывали на Невский лед, сжигали живьем, забивали камнями, стреляли и рубили.
Белозеров до сих пор еще не хотел верить в происходящее. Еще несколько дней назад в столице жизнь протекала относительно спокойно. Потом государь уехал в Ставку и уже на следующий день возникли какие-то трудности с поставками хлеба, но и они вроде бы решались. Голода в Петрограде не было. Митинги, забастовки – ну, это вообще не редкость. И вдруг – такое. День за днем маятник протестов раскачивался, набирая амплитуду (царь и его супруга долгое время находились в информационной изоляции - от них утаивали истинные масштабы бунта). Недовольство царской властью, копившееся годами и оседавшее в неокрепших умах, словно накипь на стенках чайника, наконец, вырвалось наружу страшной и беспощадной толпой-убийцей.
Что это было? Заговор элит? Работа иностранных спецслужб? Результат закостенелости царского режима, исчерпавшего лимит гибкости, после которого оставался только один вариант - ломать? Или все дело в банальной жажде власти, алчности и трусости, поразившей людские души?
2
Петляя дворами, Алексей Петрович пошел к дому, в котором проживал господин Шульц. Белозеров чуял нутром : иного шанса узнать ответы на мучившие его вопросы может больше не представиться. С улиц то и дело слышалась стрельба, сопровождавшаяся криками и звоном бьющегося стекла. Особняк, в котором проживал Шульц, казался необитаемым. Все окна первого этажа, на котором некогда находился ресторан, были наглухо закрыты ставнями.
Белозеров постучал в дверь и чуть отошел от дома, чтобы понаблюдать, не шелохнется ли где занавеска, но тот по-прежнему не подавал никаких признаков жизни. Тогда Белозеров, озираясь по сторонам, постучал еще раз, теперь более настойчиво. Он даже приложил ухо к двери, но особняк продолжал хранить безмолвие. Тогда Алексей Петрович, чтобы не привлекать внимания со стороны улицы, прошел во внутренний двор и там, скрытый от посторонних глаз, составил окончательный план действий. Времени почти не оставалось. По всему городу громили и грабили особняки и дома зажиточных горожан, а значит, толпа могла хлынуть и сюда. Поэтому, вопреки своим принципам, Белозеров решил проникнуть внутрь дома. Он надеялся отыскать там хоть какие-то улики, способные пролить свет на запутанное дело профессора Воронова.
Окна на первом этаже оказались закрыты решетками, поэтому попасть внутрь можно было только через второй этаж. Осмотревшись, сыщик , к своей радости , обнаружил деревянную лестницу, лежавшую вдоль забора. Приставив ее к подоконнику, он поднялся, разбил стекло рукояткой пистолета и, аккуратно просунув руку, отодвинул щеколду. Убедившись, что вокруг по-прежнему тихо, Белозеров перелез через подоконник и оказался внутри просторной комнаты, по центру которой стоял красивый белый рояль. Не успев оценить изящество обстановки, сыщик услышал чей-то голос, сказавший по-русски, но с некоторым акцентом:
- Добрый день, Алексей Петрович.
Вздрогнув от неожиданности, Белозеров медленно повернул голову и увидел, что в одном из венецианских кресел, достойном королевского дворца, восседает господин Шульц и с легкой улыбкой наблюдает за ним. Иностранец был одет по-зимнему и, судя по всему, собирался куда-то уезжать. Справедливость этой версии подтверждал довольно объемный чемодан, стоявший возле кресла. Шульц постукивал по нему своей дорогой тростью.