- Совершенно верно, - подтвердил Шульц, - иначе на поиски профессора Воронова у нас ушло бы много времени. Вы, наверное, уже знаете, как непросто вычислить Одного Из Семи. - Тут он немного отодвинул занавеску и выглянул на пустынную улицу. - Я все вам рассказал, Алексей Петрович, - произнес он. – Мне пора. Надеюсь, вы не станете пытаться мне помешать. Полагаю, это тоже выходит за рамки вашей компетенции, и к тому же от дела профессора Воронова наверняка остался лишь пепел.
Губы Белозерова тронула презрительная улыбка:
- Далеко пойдете, господин Шульц, или как вас там величают?
- Не извольте сомневаться, уважаемый Алексей Петрович.
Иностранец убрал руку от занавески и хотел было сделать шаг в сторону чемодана, как вдруг что-то звякнуло о стекло, прошило плотную ткань портьеры и вылетело уже из его головы. Тело Шульца, безусловно уже неживое, совершило этот последний свой шаг и рухнуло на пол, заливая паркет кровью. Белозеров пригнулся и, выхватив браунинг, несколькими прыжками оказался возле злополучного окна. Медленно отодвинув штору, он осмотрел улицу. Та по-прежнему выглядела совершенно безлюдной. Тогда сыщик осмотрел чемодан убитого, и даже вытряхнул на пол все его вещи, надеясь отыскать среди них что-то полезное для дела. Результата это не дало, и Белозеров кинулся обыскивать труп. Опять ничего. И тут взгляд его упал на трость, при падении откатившуюся к окну. Оказалось, ее массивный позолоченный набалдашник имел свойство вращаться, и вскоре в ладонь сыщика упала полоска бумаги, свернутая в тугую трубочку и стянутая ниткой. Спрятав находку во внутренний карман, Белозеров двинулся к окну, через которое он попал в злополучный дом. В это время со стороны улицы послышался шум. Он стремительно нарастал и вот уже от сильных ударов начали сотрясаться стены. Судя по многоголосию, к дому стекалась бунтующая толпа.
- Долой ненавистных буржуев! – словно флаги, взметнулись слова, и, хотя Белозеров не относил себя к указанной категории лиц, он без лишних раздумий перелетел через подоконник и очутился на лестнице.
С первого этажа слышался звон бьющегося стекла, удары и треск ломающегося дерева. Очутившись на земле, Белозеров, что называется, дал деру. Перемахнув забор не хуже циркового гимнаста, он устремился в лабиринт городских подворотен, уворачиваясь от летящих ему навстречу стен, поленниц и оград. Опасность оказаться схваченным как будто миновала, и тогда он перешел на шаг, приводя в порядок дыхание и сердце, норовившее вырваться из груди. Обернувшись, он увидел, как над крышей дома Шульца взметнулись черные клубы дыма.
- Однако, - задумчиво сказал он, - кто-то весьма ловко заметает следы. Надо же, и венецианской мебели ему не жалко.
Он поднял воротник пальто и зашагал прочь. По пути его одолевали разные мысли. Да, он отыскал истинного убийцу профессора Воронова, и тот уже понес наказание, назначенное самой судьбой. Неизвестным оставался его сообщник, наверняка занимавший высокий государственный пост. Возможно, именно он, пользуясь хаосом и неразберихой, заметал сейчас следы. И ведь что получалось – почти все, кто хоть краешком ногтя коснулся дела профессора Воронова, теперь оказались мертвы. В живых остался он сам, его помощник – полицейский надзиратель Егор Прохорович Миронов и, наконец, вдова профессора – Лариса Николаевна. Местонахождение последней было ему неизвестно, и вряд ли теперь имелась возможность узнать о ее судьбе.
Шагая Петроградскими переулками, Алексей Петрович думал о том, куда же девалась эта загадочная табакерка, в которой, как говорят, сокрыты все знания мира? Сейчас весьма не помешало бы к ним обратиться и узнать, что же делать дальше?
3
Стараясь оценить ситуацию и понять, какая расстановка сил сложилась в охваченном революцией Петрограде, Белозеров бродил по улицам, рискуя в любой момент оказаться жертвой расправы. Несколько раз его окликали какие-то вооруженные люди, и ему приходилось скрываться бегством. Возле витрины гастронома кто-то открыл беспорядочную стрельбу, и Белозерову лишь чудом удалось избежать нелепой смерти. Через пару часов он сделал вывод, что абсолютно никакой власти, включая и революционную, нигде не наблюдается, после чего решил отправиться к Егору Прохоровичу.
Уже смеркалось. Прямо на проезжей части, заваленной мусором и осколками битого стекла, пылали костры, возле которых топтались какие-то черные фигуры. Где-то неподалеку весело играла гармонь, и явно подвыпившие солдаты вторили ей свистом и ором. «Затмение»,- мелькнуло в голове Алексея Петровича. На всякий случай, сунув в карман пальто браунинг, он двинулся по улице и вскоре оказался у нужного подъезда. Дома вокруг казались вымершими и заброшенными.