Часовой передернул затвор, засылая патрон в патронник, и крикнул:
- Стой! Кто идет?
Тень остановилась, молча покачиваясь и как будто размышляя над вопросом.
- Стрелять буду!
На крик из землянки вышел фельдфебель.
- Чего разорался? – недовольно спросил он. – Тоже белую собаку с ангельскими крылами увидал?
Спросил он не просто так. С неделю назад другой солдат, стоявший ночью в дозоре, тоже заметил возле дороги какое-то движение. Испугавшись, он выстрелил и, как оказалось, выстрелил метко. Раздался визг и через мгновение белая собака с темнеющей на боку раной мелькнула в лунном свете, а затем исчезла в темноте. Уже наутро, когда рассвело, солдат пошел поглядеть, что сталось с животным, но кровавая полоса на снегу неожиданно обрывалась у края поля. Пса же нигде не было.
- Может, ты птицу подстрелил? – стали над ним подшучивать сослуживцы. – Вот она маленько оклемалась, пока от тебя улепетывала, а потом улетела.
- Ага, - огрызался он, - птица с четырьмя собачьими лапами. Следы еще не замело, сходите, сами гляньте.
- Значит наоборот, - не унимались шутники, - не птица то была, а собака. Только с крыльями.
Что на это отвечать, солдат не знал…
Фельдфебель сурово взглянул на часового. Тот стоял с оружием на изготовку и тревожно смотрел в сторону дороги. «Молодой и неопытный, - подумал фельдфебель, - из винтовки, наверное, никогда и не стрелял еще, вот и вздрагивает от каждого шороха».
Тут вновь требуется короткое отступление, чтобы пояснить причину подобных рассуждений. Дело в том, что после поражения русских войск под Барановичами[1], на Западном фронте установилось относительное затишье. Воюющие стороны, исчерпав все резервы[2] на этом участке, уже не имели сил для проведения наступательных операций. Войска окопались и активных действий не предпринимали.
Фельдфебель между тем перевел взгляд с часового на дорогу и тоже заметил черную неподвижную фигуру. Чем-то жутким веяло от нее, и у фельдфебеля на голове зашевелились волосы.
- Кто такой? – грозно вопросил он, стараясь громкостью голоса придать себе смелости, и двинулся к ограждению из колючей проволоки. Оковы суеверного страха рассыпались сами собой, когда вместо ответа неизвестный выругался по-русски.
- Погоди, не стреляй, - крикнул фельдфебель часовому, видя, как тот застыл, прильнув к прицелу винтовки.
Человек тем временем пошел ему навстречу и, приблизившись вплотную к ограждению, грубо потребовал:
- Открывай ворота́, масленица пришла!
- Кто такой? – повторил вопрос фельдфебель, пытливо всматриваясь в незнакомца.
Тот чем-то походил на калика перехожего[3]. Одеяние его состояло из рваного армяка, шаровар и каких-то лохмотьев, перемотанных веревками и, очевидно, служивших ему обувью. Косматая грива и всклокоченная борода были покрыты инеем. В скрюченных руках он держал клюку. Дыхание с шумом вырывалось из его груди, превращаясь на морозе в пар. Для завершенности образа незнакомцу не хватало только гуслей.
Неожиданно он качнулся и свалился в сугроб. Фельдфебель отодвинул заграждение и, убедившись, что оборванец дышит, вызвал из землянки солдата. Вдвоем они занесли незнакомца в помещение и положили возле печки.
- Пить, - еле слышно прошептал оборванец.
Ему поднесли кружку с подогретой талой водой.
- Кто такой? – как заезженная пластинка, повторил фельдфебель. – Откуда и куда путь держишь?
Незнакомец понемногу оживал. Глаза его уже осмысленно оглядывали помещение землянки. Словно невидимыми крючками цеплялись они за каждый предмет, прошлись по деревянным нарам, застеленным соломой и каким-то тряпьем, по обшитым досками стенам и остановились на каменной печке. Щурясь, он какое-то время смотрел в глубину топки, где потрескивая и шипя, плясали языки пламени.
- Возвращаюсь я из германского плена, - прохрипел он.
- Бежал?
– Бежал, - подтвердил тот. - Фамилия моя Елизаров, звание поручик. Так что впредь прошу обращаться ко мне на «вы» и не иначе, как «ваше благородие».
Присутствовавшие переглянулись и злорадно заулыбались.
- Видно ты давно в плену, раз ничего не знаешь, - ухмыльнулся один из проснувшихся от шума солдат. – Государь наш от престола отрекся, и отныне подобные обращения к офицерам отменены Временным Правительством. Право командовать теперь не у тебя, а у солдатского комитета. А что ты за гусь, так это еще разузнать надобно.